В фестивале участвовали Евгений Рейн, Александр Кушнер, Геннадий Айги, Алексей Парщиков, Татьяна Щербина. Иосиф Бродский представлял США. Состав участников был исключительно сильным: лауреаты Нобелевской премии Дерек Уолкотт (Тринидад), Октавио Пас (Мексика) и много других известных поэтов, например Валерий Перелешин, представлявший Бразилию. Это был пожилой русский человек, в чьем облике угадывалась нелегкая участь эмигранта, оказавшегося в далекой латиноамериканской стране.
В рамках фестиваля было объявлено выступление Бродского. Мы никогда раньше не слышали, как он читает со сцены. Возникало ощущение молитвы. Некоторые стихи он читал по-английски, в них звучала особая музыка.
Иосиф присутствовал на чтении Беллы, посвященном трагической судьбе русских поэтов. Все вместе мы встречались в холле нашей гостиницы за коктейлями. Иосиф трогательно и внимательно общался с Дереком Уолкоттом, чью поэзию высоко ценил. Тогда мы не знали, что видимся с Бродским в последний раз.
Наши голландские друзья
Судьбе было угодно послать нам за месяц до отъезда из Москвы в Роттердам одну удивительную встречу с голландцами, оказавшимися в нашем городе. В парке Екатерининского дворца проходил международный театральный фестиваль. Мне настойчиво рекомендовали посетить его, но я попал туда случайно. Я довольно равнодушно блуждал по аллеям между эстрадами, пока не увидел совершенно потрясшее меня зрелище – выступление бродячего голландского цирка “Дог-трупп”, напоминавшее фильм Феллини “Дорога”.
Это был, если можно так выразиться, “цирк абсурда”. Звучала маршевая музыка, вызывавшая щемящее чувство тоски. Главное действующее лицо – “грустный клоун”, небритый худой человек, одетый в длинное черное пальто с поднятым воротником, – играл на саксофоне ведущую тему. По аллее шли музыканты в полосатых гетрах и кургузых пиджачках, с ударными и духовыми инструментами.
Действие происходило на открытом воздухе: по-настоящему полыхали огнем крутящиеся крылья мельницы. С высокого дерева рядом спускался на тросе, натянутом наискосок, черный ящик. Из него выпархивала девочка, в которую был безнадежно влюблен клоун.
Зрелище рождало ощущение праздника, но он был условным, поскольку оборачивался грустными реалиями действительности.
Потрясенный этим цирковым спектаклем, я рассказал Белле о своем впечатлении. На следующий день мы вместе пришли задолго до начала. Я хотел познакомиться с авторами. Все участники представления жили в маленьких передвижных фургончиках. Меня познакомили с директором и режиссером спектакля – прекрасной дамой с грустными глазами. Ее спутник – интеллигентный бледный господин в очках, одетый в темно-серую тройку с цветным галстуком, оказался писателем и автором сценария. Их звали Мартин и Хелен.
Преисполненный благодарности к автору, режиссеру и актерам, вообще всем занятым в постановке, я хотел сделать для них что-то приятное и пригласил коллектив цирка к себе в мастерскую на обед (мне сказали, что завтра спектакля не будет и все свободны).
Голландцы с удовольствием приняли приглашение, и на следующий день человек сорок пришли на Поварскую. На столе в мастерской стояли закуски и напитки, а я сразу на четырех сковородках жарил мясо. Наградой мне были искренняя радость и возникшая творческая и дружеская близость. “Грустный клоун” оказался очень интересным человеком – поэтом и философом, а по профессии – математиком. Прощаясь, мы договорились о встрече в Амстердаме.
Итак, в 1989 году мы в Голландии. Я позвонил из Роттердама своим новым друзьям Мартину и Хелен. Мы пообещали после окончания фестиваля приехать к ним в гости. После потрясения от разрушенного Роттердама хотелось ощутить реальность созидательного начала, выраженного в другом великом городе Голландии – Амстердаме. Мы знали, что к этому времени там уже находились Евгений Рейн и Иосиф Бродский.
В Амстердаме мы сразу попали в объятия наших новых знакомых и почувствовали их радость от встречи. Мартин и Хелен пригласили нас в прелестное кафе и мечтали показать нам город. За аперитивом они поведали свою историю.