Промельк Беллы

Внизу компания продолжала выпивать, и оттуда слышался громкий голос читающего стихи Евгения Рейна. В те времена он вел мученическое существование, потому что у него никогда не было денег, а выступлениями, подобно Белле, он не зарабатывал. Я сочувствовал ему и всячески старался поддержать. В этот вечер он был в ударе и экспрессивно читал стихи своим глубоким басом.

Мы с Отаром наконец спустились с антресоли, и в этот момент в мастерской появилась наша подруга Таня Аносова – жена замечательного наивного художника Паши Аносова. Сама Татьяна работала на телевидении и проявила себя талантливым кинорежиссером. Она была маленького роста, хороша собой и характер имела весьма решительный.

Ее удивило громогласное поэтическое выступление Рейна, быть может, потому, что она привыкла к вдохновенному нежному голосу Беллы. Она скромненько пробралась вдоль стола, устроилась у стены, послушала, как Рейн декламирует, и вдруг неожиданно для всех громко спросила:

– Это кто еще тут смеет читать свои стихи?

Рейн в мгновение ока схватил со стола чашку и швырнул ее что было сил – чашка вдребезги разбилась о стену рядом с Таниной головой, оставив вмятину. И как ни в чем не бывало продолжил чтение. Татьяна, ничуть не смутившись, повторила:

– Кто это тут читает?

В ту же секунду Женя швырнул вторую чашку, оставившую такую же глубокую вмятину с другой стороны Таниной головы.

Татьяна сохраняла невозмутимость, но мы с Отаром, словно очнувшись, бросились к Жене в надежде остановить его. Он быстро опомнился и попытался оправдаться:

– Вы просто не знаете, что на самом деле я ворошиловский стрелок! Чашки я кидал с точным расчетом.

Пока гости приходили в себя, я попросил Рейна расписаться на стене, что он и сделал, поставив под двумя вмятинами автограф: “Люблю Беллу и Борю. Е. Рейн 9.5.1978”.

Я промерил расстояние между выбоинами и получил цифру – тридцать пять сантиметров. В эти жалкие сантиметры вписалась Танина голова! Позже Рейн, конечно, раскаивался и объяснял свою вспыльчивость тем, что Татьяна перебила его поэтический порыв. Мы с Отаром до сих пор вспоминаем этот случай.

Запомнился чрезвычайно резкий отзыв Отара о фильме “Заводной апельсин” С. Кубрика. Иоселиани говорил об искусственности его построения, о том, что проповедь культа силы и спекулятивное использование сцен насилия и жестокости недопустимы в искусстве кино.

Еще помню стихийную вспышку Отара в ответ на просьбу Виктора Ерофеева снять фильм по его рассказу о Ленине “Жизнь с идиотом”. Как бы следуя зревшим у него, но невысказанным мыслям, Отар разразился тирадой:

– Времени нет делать фильмы по чужим сценариям, дай бог успеть выразить то, что накопилось на душе.

И действительно, в своих фильмах он и автор сценария, и режиссер, и актер, порой играющий главную роль. Это полностью авторский кинематограф, и другим у Отара он быть не может. И мы ему за это благодарны.

Я знаю, как трудно приходилось Отару в начале его творческого пути в Париже и как нелегко сейчас.

Во Францию он переехал в 1982 году, после восьми лет творческого простоя: в СССР снимать ему не давали. Денег не было, он нанялся мыть окна в универсальном магазине. И тут неожиданно получил предложение от студии “Гомон” сделать экранизацию оперы “Травиата”.

Отар отказался наотрез:

– Не для того я приехал в Париж, чтобы снимать оперу!

В 1984 году он получил Особый приз жюри Венецианского фестиваля за фильм “Фавориты луны”, однако дела его не поправились: картина была некассовая. Денежные трудности продолжали преследовать его всю жизнь.

Нас с Беллой Отар считал первыми своими зрителями. Когда он приезжал в Москву, мы неизменно вместе выпивали, иногда к нам присоединялись наши ближайшие друзья – Андрей Битов и Юрий Рост. Встречались на даче в Переделкине, у меня в мастерской или в ресторане Дома кино. Радость встреч омрачало лишь то, что они, как правило, оказывались исключительно короткими.

Могу добавить, что я отношу Отара Иоселиани (как и Юрия Роста) к “исчезающим друзьям”: не в характере Отара сидеть на одном месте и часто общаться. Он появляется и исчезает всегда стремительно и мимолетно. Лишь однажды, в 2005 году, я совпал с ним в Париже, приехав туда на гастроли с коллективом Большого театра как художник балета “Светлый ручей”. Спектакли проходили в Grand Opera.

Каждый вечер я снова и снова смотрел балет из-за кулис, и после поклонов мы с Отаром встречались и бродили по ночному городу, заходя в различные питейные заведения, без конца разговаривая об искусстве и вспоминая близких друзей.

Отар особенно любил ресторан своего друга-японца, где мы обычно заказывали легкий ужин, а ночью перемещались в ресторан “Au Pied de Cochon”, где и завершали свой “тур” по городу.

Все шесть вечеров, проведенных в Париже, я повторял тот маршрут, по которому мы проходили с Беллой…

Красота жеста. Чабуа Амирэджиби