Промельк Беллы

Тут нельзя не вспомнить о столкновении Беллы и Феликса Чуева в одном застолье, когда он, желая понравиться той части националистически настроенных грузин, которая могла оказаться среди гостей, произнес тост за Иосифа Виссарионовича – и в тот же момент получил по лицу туфлей, которую довольно метко Белла запустила в него. Грузины этот случай всегда вспоминали.

Не имея возможности писать обо всех известных литераторах Грузии, хочу только, чтобы прозвучали их имена, как людей достаточно близких нам и участвовавших в нашей жизни.

Это Арчил Сулакаури, Морис Поцхишвили, Иза Орджоникидзе, Миша Квливидзе, Джансуг Чарквиани, Отар Челидзе.

“Что значит Сакартвело…”

В калейдоскопе тбилисской жизни, в бесконечной череде встреч с друзьями и следующими за этим застольями Белла ухитрялась ночами переводить грузинских поэтов, чтобы днем сделать кому-то из них подарок и преподнести переведенное стихотворение. Поэт, получивший подарок, на радостях немедленно устраивал следующее застолье и говорил непременные тосты, чтобы выразить свои чувства. И так могло длиться до бесконечности, если бы наше пребывание в Тбилиси не было ограничено по времени.

Однажды в Америке я спросил Василия Аксенова, испытывает ли он чувство ностальгии. Да, ответил он, конечно, причем особенно сильно он тоскует по Грузии и Крыму. И добавил, что такой жизни и таких друзей в Штатах быть не может.

Василий говорил, что в самые трудные минуты жизни его поддерживает мечта – побывать в Тбилиси и в Ялте. Сейчас я испытываю внутреннюю потребность сказать слова любви к Грузии и обратиться ко всем своим друзьям в Тбилиси, чтобы донести до них образ Беллы, ее любовь и значение ее труда переводчика грузинской поэзии – во славу дружбы наших народов.

Мне приснилось имя этого места земли: так ясно, так слышно, что я проснулась в слезах, но потом весь день улыбалась, и те, кто не знал, что значит САКАРТВЕЛО, стали лучше, радостнее ощущать себя на белом свете.

Кто одаряет (а порой – огорчает) нас снами? Я пробовала сама перевести грузинские слова на русский язык, у меня ничего не вышло: я не умею писать по-грузински, но я и во сне слышу грузинскую речь, грузинское пение.

Грузия, Сакартвело – свет моей души, много ласки, спасительного доброго слова выпало мне в этом месте земли, и все, что мы видим и знаем, и то, что нам не дано знать.

Имена тех, кому посвящены эти стихи, да не будут забыты.

Сергей Параджанов

В 1969 году я приехал в столицу Украины по приглашению Киевского театра оперы и балета для оформления “Кармен-сюиты” на музыку Ж. Бизе – Р. Щедрина. Это была версия балета, поставленного в Большом театре в 1967-м. Спектакль в Киеве готовил Александр Плисецкий, мой двоюродный брат и родной брат Майи и Азария Плисецких.

Жил я в гостинице на площади напротив театра и привычно ходил туда на репетиции и в производственные мастерские, где готовились декорации. С прошлых приездов в Киев у меня сохранился широкий круг друзей, и мы довольно бурно проводили время, то и дело вспоминая Сергея Параджанова, с которым были связаны тысячи легендарных историй. Но наше знакомство все никак не складывалось.

На этот раз один из моих друзей, Семен Пресман, стал настойчиво звать меня к Параджанову. Когда мы пришли, у него уже сидели две пожилые, интеллигентного вида дамы. Оказалось, что они научные сотрудницы ленинградского Эрмитажа. Неожиданно в квартире возник юноша с вихрастой головой – сын футболиста Андрея Бибы (звезды киевской команды “Динамо”). Потом появился поэт из Львова (как подчеркивал Сережа – католик), почему-то в белой тройке. Следом за ними – три красавицы актрисы из Драматического театра им. Ивана Франко, с которыми я когда-то познакомился в Макопсе в Доме отдыха для работников искусств.

Семен Пресман, по профессии экономист, а по жизни – страстный игрок, проводил все свободное время на ипподроме, а вечера – за игрой в преферанс. Друг Семена, Миша Белоусов, сын знаменитого актера Михаила Михайловича Белоусова, учился в Киеве на факультете международных отношений, но был богемным человеком. Они вместе с Семеном и привели меня к Параджанову.

Быть может, я оказался единственным из посетителей, кто точно соответствовал Сереже своими реакциями и ощущением происходящего. Так или иначе, он почувствовал, что у нас много общего и с пристрастием расспрашивал меня о работе в киевском театре.