Промельк Беллы

Тюрьма его не хочет, но он хочет в тюрьму. Нет, наверно, ни одной статьи Уголовного кодекса, по которой бы он сам себя не оговорил в моем присутствии. Но если бы лишь в моем! В Москве я боялась за него больше, чем в Тбилиси, и была права хоть в этом. Он не имеет себе художественного воплощения и надрывно ставит свой бесконечный фильм на всех улицах среди людей, некоторые из которых плохие. Я знаю, что он всех раздражил и всем наскучил. Но не меня и не мне. Меня ему не удалось обвести вокруг пальца: ни болтовней о бриллиантах, которые интересуют меня так же мало, как его, ни прочим вздором.

Я не замарала себя никаким имуществом, никаким владением – мне можно верить: я презираю корыстолюбцев. Параджанов не только не из них – он им обратен. Я понимаю, что сейчас речь не об этом, но все его преступления – условны, и срок наказания может быть условным.

Это единственный юридический способ обойтись с ним без лишних сложностей, одна из которых – его неминуемая погибель. Конечно, уж если сидеть в тюрьме, то лучше в Грузии. Но мне больно соотносить одно и другое. Грузины всегда были милосердны к чудакам, безумцам и несчастливцам. Параджанов – самый несчастливый из них.

Мое письмо совершенно личного свойства – о нем никто не знает и не узнает. Я написала его для собственного утешения и спасения. Засим еще раз прошу простить меня. Позвольте пожелать Вам радостной и счастливой весны и всего, что потом. Что касается меня, мои радости и счастье совершенны. Во всяком случае, когда я здесь, в Тбилиси.

Искренне Ваша

Белла Ахмадулина

12.04.82

На правительственной черной “Волге” подъехал Алпенидзе к хинкальной. Он был шокирован обстановкой, но, как истый грузин, не подал виду.

Шеварднадзе принял Беллу тепло и чрезвычайно вежливо. Взял письмо, прочитал и промолчал, оставив себе время подумать. Владимир Тарасович рассказал ему, что у Беллы вышла книга “Сны о Грузии”, экземпляр которой Белла преподнесла Шеварднадзе.

Алпенидзе, дипломат и царедворец, сказал, что такому поэту, как Белла, надо иметь маленький кусочек земли для крохотной дачи на берегу Черного моря. Шеварднадзе сделал широкий жест рукой: он будет счастлив способствовать этому. Но Белла с неожиданной страстностью возразила, что для нее совершенно невозможно чем-то владеть, она обожает всю Грузию и ей нет надобности владеть ее частью.

Шеварднадзе оценил честность позиции Беллы и ее принцип нестяжательства.

Белла распрощалась с вождем грузинского народа и проделала обратный путь до хинкальной, где мы с Чабуа и Резо, еще не зная результата, уже начали отмечать событие встречи Беллы и Шеварднадзе. Белла и Владимир Тарасович влились в наше застолье. А я тут же записал со слов Беллы это письмо на обрывке вощеной оберточной бумаги, нашедшемся в кабинете директора. Она его помнила дословно.

На освобождение Параджанова повлияло многое: письмо Беллы, общественное мнение при поддержке Софико Чиаурели, Додо Абашидзе и других.

Одним из друзей Сережи тех лет был кинорежиссер Александр Атанесян. Мы с Беллой познакомились с ним, когда приезжали в гости к Параджанову. Шура работал с Сережей вторым режиссером на фильмах “Легенда о Сурамской крепости”, “Арабески на тему Пиросмани”, “Ашик-Кериб”. Шура старался ему помогать во всем и заботился о Параджанове.

Вот как он вспоминает суд над Сергеем: