Мы искали отдел бижутерии и метались причудливой вереницей по магазину. Наконец он был найден, и Надежда Яковлевна могла только вымолвить, что она хочет “зеленый камешек”. Но толковая продавщица быстро поняла, о чем идет речь, и стала подбирать колечко нужного размера, что было трудно, потому что пальцы Надежды Яковлевны были невероятно тонкими и бесплотными. Толпящийся вокруг народ непрерывно давал советы, какое кольцо лучше, так что у меня начала кружиться голова от этого калейдоскопа безумных персонажей. Но наконец кольцо было найдено и куплено. Надежда Яковлевна осталась чрезвычайно довольна.
Когда кто-либо при Надежде Яковлевне выражал робкую надежду на перемены в политической жизни, она неизменно говорила: “Коммунизм – это на тысячу лет!” Не веря в возможность каких-либо изменений, для себя она искала утешения в религии. Много времени проводила в беседах с отцом Александром Менем.
Надежда Яковлевна сама захотела сняться на фото вместе с Беллой. Как правило, ее снимал Гарик Пинхасов. Он делал художественно ценные фотографии со светотеневым решением, что было редким качеством для фотографа.
Мы с Беллой позвали Андрея Битова вместе с собой, и он с радостью поехал, желая познакомиться с Надеждой Яковлевной.
Надежда Яковлевна гладила Беллу по голове, охотно позировала для фото вместе, но почему-то нервно реагировала на то, что я иногда пытался ее рисовать – ей казалось, что она плохо получится на рисунках, и она этого не хотела.
В моем сознании никогда не было неприятного ощущения от книг Надежды Яковлевны. Я воспринимал ее резкости не как злобу, а как горечь из-за попранного чувства правды, а та страсть, с которой Надежда Яковлевна это высказывала, была знаком ее тонкости и чуткости ко лжи. Я помню многих достойных людей, отзывавшихся отрицательно о ее книге. Помню, как изумительная Фаина Раневская в присутствии Беллы сказала, что это “злая книга”, и как Белла стала защищать Надежду Яковлевну настолько яростно, так что даже Фаина Геориевна смутилась и отступила.
Я уже рассказывал, что Надежду Яковлевну окружала молодежь – и девушки, и юноши. Девушек было побольше. Они старались помочь ей по хозяйству, которое было хотя и примитивным, но все-таки надо было ходить в магазин, готовить нехитрый вегетарианский суп, поддерживать чистоту в доме…
Я всегда спрашивал себя, что заставляет этих молодых людей с таким истовым старанием поддерживать быт этого дома, ютясь на кухне, чтобы не мешать Надежде Яковлевне и не быть слишком на виду. Все-таки, думаю, ими двигала совесть. Прочитав книги Надежды Яковлевны и как бы пройдя с ней ее жизненный путь, молодые люди могли ощутить всю несправедливость власти, преследовавшей ее мужа – великого русского поэта и ее – его жену и соратницу.
О Солженицыне
Белла многократно повторяла, в том числе самому Александру Исаевичу, письменно и устно, что “ГУЛАГ” – это прежде всего чудо русского языка и литературный шедевр. Не раз Белла садилась писать восторженное письмо и каждый раз рвала написанное, в ощущении невозможности выразить то, что она чувствовала.
Это письмо стало дарственной надписью на первом из трех томов ее собрания сочинений, которое она подарила Солженицыну при нашей встрече.
В Москве мы с Беллой часто виделись с Наталией Дмитриевной Солженицыной на разных вернисажах в ГМИИ им. Пушкина и очень тепло общались, иногда вместе с Ириной Александровной Антоновой.