Промельк Беллы

Несмотря на тяжелейшие условия жизни, Юра Кублановский не потерял бодрости духа и искал возможности заработка. Так, он устроился работать церковным сторожем в Николо-Архангельскую церковь. Чтобы попасть на работу, ему необходимо было проехать на электричке из Апрелевки до Москвы, потом на метро через весь город и снова на электричке до Николо-Архангельской церкви на другом конце столицы.

Однажды Жене Попову пришлось днем поехать на встречу с Кублановским, чтобы получить подпись под каким-то документом. Претерпев долгую дорогу и найдя церковь, в которой работал Кублановский, Женя застал впечатляющую картину: на церковном дворе в тени сидел Юрий в шезлонге и читал набоковскую “Лолиту”, а перед ним стояли три открытых гроба с покойниками. Юрий же оставался невозмутимым и не мог оторваться от чтения.

Когда вечерами Кублановский приезжал в Переделкино, он преподносил нам тоненькие книжечки своих стихов, им самим напечатанные на машинке на газетной бумаге, с короткими дарственными надписями. Например, на книжечке “Вместе” он написал:

Дорогим Белле и Боре – на память и с любовью – эти незаконченные этюды. Юра. 8.2.1980

Юрий Кублановский, печатавший свои стихи в журналах “Континент” и “Грани”, находился под пристальной опекой соответствующих органов и постоянно вызывался на допросы в Комитет госбезопасности к печально известному по преследованию Георгия Владимова и его жены следователю Губинскому. После допросов возбужденный Кублановский приезжал к нам и делился подробностями. Мы с ним подолгу бродили по переделкинским аллеям, и тогда-то возник план спасения его литературного архива от возможного изъятия при аресте.

Я предложил отвезти бумаги к моим близким и надежным друзьям-художникам Марику Клячко и Алине Голяховской. Поехали с Кублановским к ним и оставили в их квартире Юрино литературное наследие, а Юра передал мне два письма: одно, написанное на имя Джона Апдайка – гостя альманаха “Метрополь”, и второе – обращение к мировой писательской общественности, которое я должен был опубликовать в случае его ареста. С разрешения автора я публикую один из этих документов эпохи, свидетельствовавших об умонастроении Юрия и опасности, которой он подвергался.

Глубокоуважаемый г-н Апдайк!

Обращаюсь к Вам по праву соседства в альманахе “Метрополь”.

Когда-то в первой юности в заволжской глубинке среди провинциальной рутины я с восхищением прочитал “Кентавра”. И вот судьбе было угодно так свести – через годы. Мне грозят открытием уголовного дела.

Вся вина – несколько стихотворных публикаций за рубежом (подчас без моего ведома), составленная Иосифом Бродским книга “Избранное”, вышедшая в издательстве “Ардис” (Ann Arbor), да письма в защиту А. И. Солженицына и русской праведницы Т. М. Великановой.

Впереди – следственная тюрьма, инсценированный процесс как над уголовным преступником, лагерь или дом для умалишенных.

В эти трудные для меня дни я прошу Вас – о поддержке.

Ваше авторитетное слово, энергичное выступление – конечно, не остановит алчной машины, но четко продемонстрирует солидарность писателей, людей духа в наши растленные времена.

Юрий Кублановский.

Москва, 125299, ул. Волкова, 13, кв. 24.

Декабрь 1981

Наши встречи с Кублановским продолжились и после его эмиграции. Вспоминаю наше общение в Мюнхене. Юрий обосновался там, работал на радостанции “Свобода”, жил интересами русской эмиграции, много писал и для радио, и для газеты “Русская мысль”, издававшейся в Париже. Писал и на темы религии, соотносился с Александром Исаевичем Солженицыным, вступил с ним в переписку и заслужил его исключительное уважение. В Мюнхене в компании Андрея Битова и Жени Попова мы вместе с Юрой бесконечно пили пиво в местных пивных.