Промелькнувший метеор (книга 1)

Мать сидела по-прежнему с низко опущенной головой.

— Апа! — громче, чем в первый раз, обратился к ней Чокан. — Объясни мне, что делается в ауле. Почему вы все такие печальные? Почему ты молчишь? Что с тобою? С отцом? Почему плачет Шуйке?

— Нагаши у нее скончался, вот что!

— Нагаши? — Чокан не знал, что Итаяк приходился ей нагаши, родственником по матери. — Какой нагаши?

— Итаяк, ты его знаешь. Он ходил сюда.

— Тот, что в юрте дяди Шепе пропадал?

— Он самый.

— Отчего он умер, апа?

— Его Акпан убил.

— Наш Акпан? Что стал отцом Жайнаку? Отец Айжан?

Чокан растерянно смотрел на мать. Его сознание не могло усвоить все сразу. И первое чувство, возникшее в его душе, было испугом.

— Как же так? Как же так? — повторял он в надежде, что мама объяснит ему без недомолвок, почему все это случилось.

Но Зейнеп молчала.

— Ты почему так печалишься, апа? Ты чего-то боишься еще? Да?

— Да, боюсь. Ты угадал, Канаш. За отца твоего боюсь, за твоего ага…

У Зейнеп задрожали губы.

— Я ничего не понимаю, апа… Ты правду сказала, что его убил наш Акпан?

— Правду, сынок! — И Зейнеп расплакалась, как только что плакала Шуйке.

Чокан вышел и, увидев на привязи коня пастуха, освободил его от аркана и помчался в Черный аул.

Мысли его разбегались. Должно быть, Шепе натравил на Кунтай Итаяка. Итаяк своими приставаниями надоедал ей, Акпан и убил его поэтому. Но зачем? Ведь Акпан и Кунтай доверяли друг другу, и разве могла Кунтай ответить на призывное ржание этого жеребца — Итаяка?

Мальчуган, он уже рассуждал как взрослый.

Кунтай лежала на постели и даже не шелохнулась при появлении Чокана. Уткнув лицо в грудь матери, плакала Айжан: это было видно по ее вздрагивающим плечам. Жайнак, свернувшись в колечко, застыл на полу.

Чокан замер в растерянности. Но тут поднял голову Жайнак. По лицу его были размазаны слезы: видно, ни вчера, ни сегодня он не умывался.

— Чокан! — Он подбежал к своему другу, обнял его и разрыдался.

Чокан, выросший в степи, слышал не раз, как отчаянно кричит козленок, как пронзительно ржет жеребенок, настигнутые волками.

Так звал на помощь и Жайнак.

Жалость и боль охватили Чокана. И, еще не зная всего, он тоже не смог сдержать слез. Впервые в своей жизни он так сочувствовал чужому горю, словно оно было его собственным.

Мальчики плакали обнявшись. Никакие слова не шли им на ум.

— Светики мои! — тихо простонала Кунтай. — Светики мои, не надо так…

Они подошли к постели. Печальные глаза Кунтай будто говорили: «Мне ведь еще тяжелее, чем вам. Но вы успокойтесь». Айжан по-прежнему прижималась к матери, только ее плечики больше не вздрагивали.

— Что с моей Ак-апой? — спросил Чокан одновременно и Кунтай и Жайнака.

Мать и сын промолчали. Кунтай не хотела, чтобы знали, как ее ударил Акпан.

— Что случилось, Ак-апа? — Чокан склонился к ней, ожидая ответа.

— Ты разве не слышал, Канаш-жан? Всем уже известно, — с трудом проговорила Кунтай. Ее дыхание было тяжелым, учащенным.

— Значит, это правда, что Итаяк скончался, и его убил Акпан?

— Правда, — только и смог сказать Жайнак. Мать молчала.

— Но за что же, за что?

Никто не ответил Чокану. Впрочем, он и сам смутно понимал это. А что произошло с Кунтай, он так и не узнал.

Говорили, она заболела от горя. Но разве может от горя так заболеть человек?

… Кунтай становилось все хуже и хуже. Болезнь развивалась. И опрятная прежде юрта выглядела все запущенней.

Похудели и Жайнак с Айжан.

Жайнак порой еще убегал с Чоканом в степь, еще участвовал в играх. На Айжан горе сказалось сильнее, приметнее. Она почти не отходила от матери. Ее одежонка как-то сразу обтрепалась, пообветшала. В ней и узнать было нельзя прежней хорошенькой веселой девчушки. У Чокана душа болела при одном взгляде на нее. Но чем он мог ей помочь?

Как-то, оставшись наедине с матерью, он попросил ее взять Айжан в Орду, в Белую юрту. Зейнеп не поняла сына, даже возмутилась:

— Ничего ты не понимаешь в жизни, сынок! Да разве можно такое сделать? От живой матери дочку взять! И разве я должна воспитывать дочь служанки? Удивил ты меня, Канаш!

Месяц проходил за месяцем. Кунтай не поправлялась.

Наступили дни, когда кереи и уаки окружили Орду Чингиза и вновь вспыхнули родовые распри. Произошел случай с ягненком, когда злая шалость Чокана разгневала Отея и бросила на Чингиза новую тень. В это время, когда Чокан скрывался в крепости Шамрая, Жайнак сумел скрытно пробраться к своему другу:

— Плохо у нас. Не выживет мама, нет.

Той же ночью Чокан вместе с Жайнаком побывал в Черном ауле.

Кунтай растрогалась. Не забыл мальчик свою Ак-апу! Она привлекла его к себе, приласкала слабеющими руками, крепко поцеловала.

— Спасибо, Канашым-ай, — выбирала она самые нежные слова, — что еще сказать тебе?

Могла ли она предугадать, что вместе с поцелуем передает своему любимцу яд «червивой болезни» легких, как называли Тогда туберкулез. Могла ли она хоть на минуту представить, что спустя много лет заболеет чахоткой и Чокан. Если бы она знала все это, разве она позволила бы себе приблизить мальчика, поцеловать его.