Промелькнувший метеор (книга 1)

Аул Карашы казался мальчику адом по сравнению с их аулом — Ордой. Они стояли неподалёку друг от друга, а в сущности — далеко. И ничего похожего не было ни во внешнем их облике, ни в жизни людей. В Орде не думали, что завтра надеть, что поесть, на каком коне поехать. Здесь было вдоволь одежды, пищи, скакунов. В Черном ауле ничего не хватало. Нужда была в каждой юрте. Люди сгибались под тяжестью труда, старели прежде времени. В Орде все, кроме слуг, умеют повелевать, все важные, исполненные достоинства. В Черном ауле — все работники, все рабы. Они обязаны работать на Орду, кормить ее. Работать даром, почти ничего не получая взамен, даже благодарности. Сколько ни трудись — спасибо не скажут. Есть торе и есть, к примеру, Акпан. Входил, как говорится, в дом — с Дровами, выходил — с золой. Днем доил кобылиц, ночью пас. Был незлобивым, честным. А что он получал в награду и почему он человек черной кости? Почему были нищими и его дед и его отец? Какая за ними вина?

Не вдруг стал мучиться Чокан такими вопросами. Как-то он спросил об этом у отца, потом у матери: «Отчего так?» И оба отвечали одинаково:

— Такова веление аллаха. Так записано в лаухол-махфузе.

— А это что такое? — Чокан не понимал значения слов «лаухол-махфуз». И Чингиз и Зейнеп, как смогли, объяснили. Чокан мало что уразумел и неожиданно сказал тогда:

— Значит, так велит жить сам бог?

И Зейнеп, не зная что ответить, даже рассердилась и резко оборвала сына.

— Не смей, сынок, так говорить, грех на себя возьмешь.

И сейчас Чокан, прижавшись к подушке, думал под покачивание возка о велениях аллаха, о смутных ответах родителей и неизбежно возвращался в мыслях к осиротевшей юрте Акпана. И снова испытывал боль и жалость. Слова старших: «прошлому — отходную, оставшимся — жизнь» он слышал не раз. Но на какую жизнь обречены Жайнак и Айжан? Мать дала ему обещание взять девочку в семью. Он верил — ей помогут. А Жайнак? Он его любил от души и всегда мечтал быть вместе с Жайнаком всю жизнь. И вот пути их разошлись. Как-то, когда они играли в степи, Жайнак спросил:

— Я слышал, Чокан, ты едешь учиться. Это правда?

Чокан даже удивился неожиданному вопросу. Он сам еще ничего не знал.

— В Омск, говорят, едешь, — не унимался Жайнак.

— И зачем мне только ехать в Омск?

— А мне откуда знать? В ауле, слышал, старики рассуждали: «Ханскому роду, мол, идет русское учение.

— Ну и пусть рассуждают.

— Значит, ты не поедешь? Не хочешь дорогой отца идти?

— Моя дорога — не дорога отца, — ответил тогда Чокан. — Никуда я не поеду.

На этом тогда и кончилась их беседа. Но скоро снова поползли слухи: «Султан решил везти Чокана в Омск учиться». И тогда разговор друзей возобновился. Похоже, Чокан уже дал согласие ехать?

В этом была большая доля правды.

Еще до встречи с Драгомировым и своего окончательного решения Чингиз однажды приласкал Чокана и сказал ему:

— Повезу тебя, айналайын, в Омск, в русскую военную школу.

— Тогда вези меня с Жайнаком! — огорошил отца Чокан. Чингиз ничего не пообещал сыну, хранила молчание и Зейнеп, присутствовавшая при этом разговоре. Позже, когда все уже было решено окончательно, Зейнеп, предчувствуя и переживая разлуку с сыном и стремясь как-то облегчить его участь, наедине с мужем обратилась к нему с просьбой.

— Раз уж ты сказал, значит, увезешь нашего Канаш-жана, — всплакнула она. — Куда уж мне разубедить тебя! Ты от предков своих унаследовал упрямство. Но он у нас избалованный, грустно ему будет там одному…

— Что же ты хочешь, чтобы я сделал?

— Одного я прошу: они с Жайнаком росли, как ягнята-близнецы, повези их, Чингиз, вместе, ладно?

Чингиз немного помолчал, точно призадумался, а потом коротко отрезал:

— Не быть тому!

— Почему, мой султан?

— Волка и лису не растят вместе.

— При чем тут волк, при чем лиса?

— Ну как тебе втолковать? Пойми, если раб будет учиться вместе с торе, то завтра они станут врагами.

— Да они же друзья, не может этого быть! И разве мы слышали о таком когда-нибудь?

— Ты не слышала, а я слышал. Потомка хана Айшуака Баймагамбета-торе отец повез учиться в Оренбург, к русским и захватил с ним вместе Махамбета, сына своего «карашы» Утемиса. Махамбет и Баймагамбет тоже, как наши Чокан и Жайнак, были одногодками и росли вместе. Прошло время, и они стали непримиримыми врагами. Махамбет присоединился к Исатаю, сыну Таймана, и выступил против хана Букеевской орды Жангира и даже против царя устроил великий разбой…

— Астапыралла! — ужаснулась Зейнеп.

— Вот тебе и «астапыралла!» До убийства дело дошло, чтоб ты знала. Зачем же я буду готовить себе врага из нашего Черного аула?

Зейнеп замолкла. Чингиза нельзя было переубедить.