Промежуток

Я начинаю вибрировать. Меланхолию разбивает прибывающая электричка. Свист скрежет, скрип. Ржавые звуки выводят из забытья. Потом распахиваются двери, начинается суета. Топот, шарканье. Резкие окрики, гулкие оклики, смех, смена фигур, мельканье теней. Потом звуки истончаются, люди маленькими группками расходятся по тропинкам, бредут к своим мелким селеньям. Некоторые сразу направляются к лесу.

Сегодня их много. Вот пышная хозяйка с двумя детьми. Доброе лицо и белый платок, повязанный назад. Еще энергичная.

С девочкой и мальчиком, которые на нее не похожи. Дальние родственники или приемыши. Они направляются к заброшенной деревне.

Вот странная женщина в лиловой пижаме. Холеная, высокая, тонкая. Она тихо разговаривает сама с собой – а впрочем, может быть, и с кем-то по особой связи. Устройства не видно, но сейчас научились делать такие гаджеты, что я не стала бы утверждать, что она безумна. Губы шевелятся и шевелятся. Выглядит прекрасно. Вот только в руках букетик увядших фиалок. Зачем везла? Этого добра и здесь полно.

За ней выходят двое крепких мужчин.

За плечами удочки, на ногах рыбацкие сапоги – но, думаю, это маскировка. Следуют за женщиной. Она у хвостового вагона, растерянно оглядывается. Она кого-то ждет.

И вот из-за касс к ней выходит маленькая старушка в черном. Я не пойму: старушку кто-то ведет, но он почти полностью скрыт огромным букетом сирени. Выглядывают только маленькие ступни в старых сандалиях. Эту старушку я помню, она живет в Упрямцево. Это довольно далеко отсюда, через широкий луг, но старушка часто приходит на станцию. Она ездит в райцентр.

Говорят, за лекарствами для больной дочери. Вечерние пьяницы, собирающиеся на станции со всей округи, судачат: дочь не просто больна – ее подстрелили. Мужики жалеют несчастную мать, а дочь никто не видел.

Дочь – это какая-то легенда. Старушка в трауре. Но кто же тогда прячет лицо в нежных пятилистниках?

Фиалковая женщина встречается со старушкой и сиренью, и вместе они уходят по тропинке в сторону леса. За ними на разумном расстоянии следуют крепкие рыбаки.

Целая толпа запоздало вываливается на меня. Это дружеская компания, но всех очень много – похоже, они занимали целый вагон. Женщины, мужчины, старики, подростки. Выкатывают дедушку в инвалидном кресле. Лицо его скрыто. Старомодная шляпа надвинута на глаза.

К кому все они приехали? На них какая-то цыганистая, пестрая одежда. Но что это? То, что кажется алыми и бурыми цветами на черном и белом фоне, оказывается пятнами крови, сгустками крови. Все эти люди так ярко изранены, что кажется невозможным, что все они живы. Жуткий, правдоподобный грим. А может, это вернулась съемочная группа сериала «Душегубы», которая работала тут пару лет назад? Тогда массовка в ярких костюмах часами перемещалась туда-сюда по моей поверхности. Сейчас, конечно, я не смогла бы никого узнать. Лица застыли. Все люди перемещаются молча. У некоторых вывернутые наружу огнестрельные раны – вернее, отличная их имитация. У девушек все ноги в крови. Впереди выделяются двое подростков с авоськами. В них разноцветные книжки.

Молчаливой вереницей эти люди спускаются по ступенькам и отправляются к опушке. У кого-то за спиной гитары, у кого-то узкие футляры. Вероятно, с духовыми инструментами. Все это производит очень странное впечатление. Я так захвачена, что не сразу замечаю несущийся наперерез им черный лакированный автомобиль.

Пестрые разбегаются врассыпную. Они бегут к деревьям. Парень, который катит инвалидное кресло, тоже ускоряется. Старик, завернутый в плед, вцепляется в подлокотники. К счастью, компания успевает скрыться в зарослях, когда автомобиль наезжает на какое-то препятствие. Я вижу троих мужчин, раздраженно жестикулирующих. Один из них вооружен пистолетом. Он пытается целиться в убегающих в лес. Его останавливают двое других. Один из них нервно роется в багажнике. Другой вынимает из кармана фляжку и отпивает. Предлагает товарищам. Неудавшийся стрелок закуривает. Автомобиль, похоже, совсем заглох. Подозрительная троица топчется в растерянности, а потом, посовещавшись, разворачивается и пешком отправляется через луг к деревне Упрямцево.

Встреча

1. Дерево

– Что же это, Голубь, скажи? Это же не Инга? – Дарт припадает к земле, пропитанной страхом и отчаяньем.

Я отброшено. Я валяюсь рядом. Я уже привык к тому, что Дарт разговаривает с голубем как с человеком. Это нормально. Со мной он не так доверителен. Трехпалый хлопочет над ним. Все нормально, бедняга Дарт, все нормально. Это тело – обманка. Оно никому не принадлежит. Просто тело. Это не Инга. Мне ли не знать. Инга не могла погибнуть, и проводков внутри нее никаких нет. Там одна странность и нежность. Тяжесть и нежность. Глупость и нежность. Инга слишком живая. Взбалмошная, строптивая. Да она бестолочь! Не может разобраться, любит нас или нет. И кого из нас. А это не Инга. Это ее отслоившийся образ.

Один из образов. И больше ничего. Я бы попыталось объяснить это Дарту, но он меня не услышит.

Дарт прекрасен. А я только дерево.