Промысловые были

Таким образом, книга состоит из семи произведений, написанных породистым русским языком, с доскональным знанием народной лексики, в которой чуткие к слову сибиряки творчески преобразуют подчас нелепые реалии современной жизни. В рассказах даются правдивые образы… Отставить! Отставить, господа… Давайте лучше попробуем выписать в столбик содержание книги:

«Фарт»

«В лесу родилась елочка»

«Последний путь»

«Весы»

«Вечный огнь»

«Дворник»

«Лествица».

Ничего не заметили? Чего? А того, что книга представляет, являет собой архетипическую лествицу, каждый пролет который символизирует ступени духовного становления личности. Человек, ставящий ловушки («Фарт»), человек, попадающий в ловушку («В лесу родилась елочка»), дорога жизни и осознание конечности земной участи («Последний путь»), взвешивание и, так сказать, обдумывание выбора пути («Весы»), ну и… путь наконец выбран, состоялась передача огня («Вечный огнь»), охрана огня («Дворник»), и наконец образ лестницы, объединяющий практическое созидание и духовное восхождение. Вот такой предложил нам Игорь Баскаков ребус, и смысл его открывается только по прочтении книги, вектор которой можно сформулировать так: от слепой удачи к Божьему промыслу. Что ж, неплохо напромышлял наш автор безо всякой росомахи, так что теперь остается пожелать и самой книге литературного фарта».

– Хм. Кто это написал?

– Струкачев.

– А ты разве… действительно так задумывал?

– Да вообще ни ухом… Ни духом.

– Интересно. Нда… – Лена покачала головой. – Не утро с мужем, а редколлегия альманаха «Бережок»…

Лена порылась в своем экранчике, а потом вдруг оторвалась, пристально посмотрела на Баскакова и сказала намеренно артистически и, что называется, нараспев:

– А скажи-ка, пожалуйста, как та статья называется? Про куничку. А? Фартовый ты мой! – Лена вскочила, подбежала и стала лупить Баскакова по круглой его голове: – Гад, гад, гад! Говори, подсвинок, ведь ты это написал?! Ты? Ты? Надул, как дуру. Какой ты твердый, чу-гу-няка! Руку отбила… Та-ак… – Лена открыла рот и остолбенела… – А библиотекарша? А этот Стручков?! От ведь овечка!

– Да я разве так напишу? Я просто к чему все это вел, – начал отворачивать Баскаков, – к этой премии! Что даже хорошо, что не дали, на кой леший она сперлась, эта премия? Ну вот скажи! Скажи, зачем она нам нужна? Прямо по пунктам, один, два, три… Давай только серьезно…

– Ты что, придуриваешься?

– Я не придуриваюсь. Мне по правде интересно.

– Прппсь… – фыркнула Леночка. – Но только серьезно. Да?

– Да.

Она снова подошла, стала Баскакову за спину, занесла кулачок над круглой баскаковской головой и стала объявлять, на каждом слове отстукивая по черепу, как по кафедре:

– Во-первых (удар), тебя (удар) пустят к трибуне. – На слове «трибуна» она шмякнула особенно сильно. – Во-вторых, о твоей книге на всю страну объявят в новостях. В-третьих, тебя будут печатать в совсем иных количествах. И, в-четвертых, тебя будут переводить.

– Хорошо, – покладисто сказал Баскаков. – Редколлегии не повторится. Но раз так – я тебя сейчас разнесу по всем кочкам. На спор? На что спорим?

– Кто проигрывает – моет посуду.

– Не-е-е… – таинственно-тихо, умудренно и немного по-ягнячьи проблеял Баскаков и помотал головой. – Не так. Если я выигрываю, я сколько хочу завариваю чай в кружках и говорю старинные слова.

– Не-е-е… – в свою очередь проблеяла Леночка. – Если ты проигрываешь, то покупаешь мне…

Баскаков насторожился. Лена, глядя куда-то впереди себя и чуть улыбаясь, произнесла негромко и отчетливо:

– Посудо… моечную… машину. – И протянула ручку: – Идет?

– Ладно, – пожал плечами Баскаков.

– Но только все четыре позиции. Я их записываю.