Пропаганда 2.0

Сегодня изучаются не только процессы героизации, но и процессы дегероизации, поскольку на постсоветском пространстве они носят достаточно активный характер. По поводу дегероизации можно прочесть следующее [10]: «Дегероизация может быть реализована с помощью многообразных технологий, выступающих комплексом организационных мер, операций и приемов, последовательностью действий по реализации указанной деятельности. К числу такого рода технологий относятся: подмена героического подвига, замалчивание и принижение героического поступка, компрометация личности героя, сатиризация образа героя и др.». Это слова из автореферата кандидатской диссертации С. Смирнова, который размещен на сайте Министерства обороны РФ.

В. Б. Пастухов в своей монографии «Образы “героя” и “антигероя” в информационном пространстве противодействия терроризму» пишет, что образ террористического врага в российском массовом сознании разнопланов, размыт и противоречив [11]. Такую несформированность автор рассматривает как позитив, говорящий о том, что для российского массового сознания он не является актуальным. С автором можно поспорить в том отношении, что образ террориста скорее формирует массовая культура, а не реальность. А в массовой культуре, и российская не является здесь исключением, образ террориста более или менее четок.

Ф. Джеймисон рассуждает о повторяемости в массовой культуре как ее весьма важной характеристике [12]. Для повторяемости важен первый вариант события, все остальное будет уже повтором. Но для массовой культуры характерным является отсутствие этого первого события. Все является знакомым как бы заранее.

Реификация считается процессом овеществления человеческих характеристик [13–14]. Это также превращение информации или знаний в товар. И давайте добавим сюда – и в пропаганду, которая является бесплатным товаром. Этот тип «бесплатного» товара отличается тем, что потребитель его получает вне зависимости от того, хочет он этого или нет. Более того, отказ от такого товара в тоталитарном обществе может привести к наказанию, особенно если он будет демонстративным.

Имеющиеся на сегодня характеристики искусства являются характеристиками постмодерна [15]: «Старый, или классический, модернизм был искусством в оппозиции; он возник в формирующемся обществе бизнеса как скандал, как нечто оскорбительное в рецепции публики из среднего класса – отвратительный, дисгармоничный, богемный, шокируюший своей сексуальностью. Он был предметом насмешки (если при этом не призывалась на помощь полиция, чтобы конфисковать книги или закрыть выставку) – настоящее оскорбление для здравого смысла и хорошего вкуса, или, как называли это Фрейд и Маркузе, провокация и вызов принципу реальности и продуктивности, господствовавшему в среднем классе начала 20-го столетия. Модернизм в целом не очень ладил с прежними моральными табу, со всей этой викторианской мебелью с пышной обивкой, с конвенциями вежливости, принятыми в “хорошем обществе”. Можно сказать, что каковым бы ни было эксплицитное политическое содержание великих произведений зрелого модернизма, эти последние всегда были некоторым скрытым образом опасны, наделены взрывной энергией, угрожающей установленному общественному порядку».

Отсюда следует и то, что модернизм был плох и опасен для социального управления, так что появление постмодерна могло иметь «спонсоров». Постмодерн вернул ситуацию в более спокойное русло.

Теперь люди получают возбуждающие их реакции в строго дозированном виде, например, в виде сериалов, а герой прошлого времени был заменен знаменитостью. Если герой должен был заслужить свое признание, совершая подвиг в физическом пространстве, то знаменитость получает свое признание в информационном пространстве. Герой реален, знаменитость – фиктивна (об этом в свое время писал Д. Бурстин, создавший теорию псевдособытий, которые характерны для знаменитостей, в то время как герой является участником настоящих событий [16]).

М. Эпштейн в этом смысле предложил добавить еще одну характеристику для знака [17]: «Знак создает некую “прибавочную” стоимость своему означаемому, что в обиходе называется славой или известностью». И действительно, слава – это бесконечность упоминаний. Вспомним старое американское определение, что любое упоминание хорошо, кроме некролога.

Но виртуальное начинает жить по своим законам. Часто оно требует тех черт от человека, которые не важны в реальной жизни, но очень важны на телеэкране. Б. Массуми видит еще одну характеристику виртуального [18]: «Виртуальное вовсе не означает стерильную копию реального, напротив, оно есть ни много ни мало двигатель его непрерывного становления».

Виртуальное вообще более серьезно управляет реальным, чем нам это представляется. И это не только религия или идеология, которые удерживают нужную им структуру мира даже с помощью войн. Это и наша обыденная жизнь, поскольку картина мира управляет даже нашим восприятием, заставляя видеть в мире то, что есть в этой картине.