Пропасть

Но долго на том посту вчерашний фронтовик не задержался. По доброте душевной, старался закрывать людям наряды побольше. Начальство, стоявшее у него над головой, столь же старательно эти наряды срезало. Рабочие начинали удручённо канючить: "Как же так, товарищ Кириллин — вы же обещали"… И товарищ Кириллин, приняв на грудь, однажды пошёл и облил чернилами с головы до пят, своего непосредственного начальника, виновного в срезании нарядов. Вытурили товарища Кириллина из партии — и с должности сняли. Пошёл работать простым работягой — каковым и был всю жизнь. Правда, спустя некоторое время, проворовался начальник, побывавший под чернильным душем — и, в свою очередь, был вышвырнут из партии и с должности. Тогда подкатили-было к деду на полусогнутых — возвращайся, дескать, заблудший сын, в лоно партии родной. Какой-нибудь карьерист был бы рад до икоты и расстройства кишечника. В 1956 году из лагерей выходили, после 10–15 лет отсидки — и с воплями радости кидались обычно, в объятия родной КПСС-ВКП(б). Но дед был не из того теста. "Что суки — в партию, на фронте, чуть ли не на ошейнике тянули, когда в окопах был нужен, шкурой своей рисковал; а война закончилась — за какую-то падлу выгнали!.." В общем — послал их подальше.

Надо ведь и то учесть, что коммунисты, как идейные, просто обязаны были первыми подписываться на всевозможные государственные займы. А разновидностей займов было множество — страна восстанавливалась после войны и одновременно развёртывалась гонка вооружений. Поэтому, будучи в партии, дед порой вынужден был всю зарплату отдавать на займы. Бабка выла от злости, кляня и его, и партию…

Потом работать ему много где приходилось. Ярмо везде было, а заработать особо не давали. К тому же, выполняя данный себе под Сталинградом зарок, дед никогда не экономил, ни на выпивке, ни на закуске. Да ещё кучу друзей-товарищей нередко тащил на свои застолья (порой обделяя семью). А в свободное время любил ходить в тайгу — с ружьём, финкой, плащ-палаткой и собакой. Охотился, рыбачил, грибы с ягодами собирал. Набредёт на малинник, или на заросли дикого винограда, финкой вырежет куски берёсты, сплетёт короб — и тащит в этом коробе ягоду домой. Забирался порой, так далеко в дебри, что собака ложилась на землю, отказываясь идти дальше. Если у него оставались силы — брал её на закорки и нёс. Если сил уже не было — уходил один. Собака заявлялась дня через два-три. Ложилась пластом и долго приходила в себя. Дети ей воды поднесут, она попьёт — и спит… Но каждый раз в лес с дедом шла охотно. Хоть нередко её, и пчёлы дикие, и змеи кусали, так что морда распухала как шар — а всё-таки, иной раз, где зайчика схватит, где утку придушит…

Люди делали немалые деньги на ягоде, орехах, грибах, на той же плотницкой шабашке. Даже специально приезжали на Дальний Восток целыми семьями из Средней Азии и с Украины — именно подзаработать, тем или иным способом. Дед к наживе не стремился, деньги текли у него как-то меж пальцев. Отправили его раз, вместе с группой других рабочих, в какой-то колхоз в Еврейской автономной области, в район Амурзета — на самую китайскую границу. Обычная практика для СССР — отправлять людей "на картошку", то бишь, на помощь колхозам-совхозам, выручать дураков-председателей. Там он сильно простудился — и на удивление быстро умер. А ведь имея кучу наград (дети играли орденами и медалями, за неимением игрушек), не имел ни единого ранения. Говорят — возможно нервное напряжение сказалось. Даже до брежневских времён не дожил. Поэтому я с долей некоторого недоверия посматриваю на иных ветеранов, которые живы до сих пор (или — были живы до недавнего времени). Может быть и грешно так думать, но невольно мыслишка в голову закрадывается: а те ли они, за кого себя выдают? Доводилось ли им лично ходить в атаки?..

29

Разумеется, говоря о Комсомольске-на-Амуре, невозможно не сказать о том, что город построен трудом не только вербованных, но и зэков. Что касается комсомольцев, в честь которых город назван, то говорят, что сначала действительно прикатило в тайгу некоторое количество желторотых энтузиастов, мечтавших о пении песен под гитару у костра, в обществе симпатичных комсомолок. Но — при первых атаках комаров, оводов, слепней и мошкары, а также при первых признаках цинги, задор юных романтиков, испарился как утренний туман. Хлопцы стали сматывать удочки (а их отлавливали и судили). На этом собственно комсомольская эпопея закончилась.