Читаем Пропасть полностью

Не менее раза в неделю, с нами обязательно проводили политзанятия — толковали о "перестройке", "новом мышлении"…

Как-то прикатила в лагерь кубинская делегация — ихние эмвэдэшники (или как они там называются). Вроде как опыта у старших братьев набираться. Удивлялись "либеральности" нашей администрации. Хвастались, что у них, на "острове свободы", зэки зашуганы и расплющены куда сильнее чем в Советском Союзе…

В изоляторах стали нормально кормить. Раньше-то чередовалось: день — "лётный", день — "нелётный". То есть: день — кормили, день — не кормили. Сами изоляторы были сырые, бетонные, явно предназначенные для отъёма здоровья. Теперь стали сухие, тёплые, с деревянными полами. Дошло до того, что зэки, раньше как огня боявшиеся изоляторов, теперь стали стараться в них попасть — отдохнуть от работы.

В конце концов, велели даже спороть с костюмов все бирки, с указанием фамилии и номера отряда. Это объяснялось как борьба с "пережитками тоталитарной эпохи, унижающими человеческое достоинство осужденных". Вместо бирок, выдали удостоверения личности с фотографиями (мы их называли аусвайсами).

А с экранов телевизоров (у которых мы просиживали часами) и со страниц газет, неслись новости — одна интереснее другой. Стал трещать по швам Варшавский блок. Рухнула берлинская стена. В Румынии расстрелян диктатор Чаушеску — вместе с женой. В Чехословакии — "бархатная" революция. В СССР бастуют шахтёры. Особое восхищение вызывает у всех упорство горняков шахты Воргашорская, под Воркутой — там бастуют дольше всех и, помимо экономических, выдвигают политические требования…

Но, вместе с тем, чем-то тревожным начинает веять от тех же новостей — сначала слегка, потом всё сильнее.

Столкновения в Карабахе, принимают характер откровенной резни. Странное побоище, здорово смахивающее на хорошо организованную провокацию, происходит в Тбилиси. Толпе доведённых до истерики националистов, противопоставили небольшую, невооружённую группу солдат, которым "зачем-то" оставили сапёрные лопатки. Толпа (видимо по чьей-то указке — люди в толпе очень управляемы) кидается на солдат. Солдаты начинают с этими гавриками биться — да чем же им биться, как не сапёрными лопатками? Кавказская толпа — всегда нагла и труслива. Получив отпор, джигиты запаниковали. А для толпы нет ничего страшнее паники — во время которой человеческое стадо давит само себя… И вот уже все средства массовой информации, как по очень чёткой команде, кричат и бьются об стенку по поводу "тбилисской трагедии", явно нагнетая антирусскую и антигосударственную истерику…

А в Баку день за днём, систематически, истребляют армян. Жгут людей живьём, снимают скальпы, насилуют детей. Но доходят слухи, что тошно приходится не только армянам. Русских в бакинском метро ставят на колени и плюют им в лицо. Украинцев и белорусов при этом, разумеется, никто от русских не отличает.

В Прибалтике и Молдавии требуют, чтобы русские изучали их языки. В Кишинёве среди бела дня убит на улице русский студент — за то что разговаривал по-русски.

А телевидение исступлённо смакует любую негативную новость, по десять раз показывая один и тот же сюжет, когда азербайджанская шпана (которой почему-то никто не мешает) забрасывает камнями автобус с пассажирами-армянами (или наоборот). Начитавшись (или — наглядевшись по телевизору) подобных новостей, уже сотни армян (или азербайджанцев) хватаются не только за камни, но и за ружья…

С таким же исступлением обливается грязью всё русское. Оказывается, во всём плохом — виноваты только русские. Они гадкие, они — больные. Все остальные — здоровые и хорошие. В том числе — армяне и азербайджанцы, режущие друг друга на куски. Если русские не желают развала и раздела своей страны — значит это у них болезнь, называемая "имперское мышление". А вот молдаване, не желающие и слышать о независимости Приднестровья (искусственно прилепленного к Молдавии в 1940 году, по прихоти Сталина), грузины (пытающиеся стереть с лица земли Абхазию и Южную Осетию), азербайджанцы (мечтающие раздавить всмятку Карабах), украинцы (не способные слушать спокойно о независимости Крыма — по пьянке подаренного Хрущёвым Украине, словно шмат сала), или американцы, считающие что имеют право контролировать весь мир и вторгаться куда угодно — от Гренады и Панамы, до Кореи и Вьетнама — все они, конечно же здоровые. Симптомов имперского мышления у них разумеется нет — и быть не может.

Дошло до того, что первый "демократический" мэр Москвы, Гавриил Попов, в одной из своих статей, ничтоже сумняшеся заявил, что город Новосибирск на чужой земле стоит. Русские, дескать, там некоренные жители (читай — оккупанты)…

Буквально сам собой начинал напрашиваться вывод, что люди, именующие себя "демократами" — или шизофреники, или куплены с потрохами иностранными спецслужбами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное