Пропавшая

— Так вот, — возвращается она к рассказу, — оказывается, Мередит была у них доулой. Во время родов, судя по словам Джейсона, что-то пошло не так, но что именно — он не признался. Было лишь заметно его недовольство врачом-акушером.

— Доктор Файнголд… — задумчиво кивает Джанетт. — Его все недолюбливают.

— А почему? — спрашиваю я.

— Он не слишком-то деликатен с пациентами, а порой еще и чересчур принципиален. Ему не нравится, когда Мередит присутствует на родах и вдруг начинает ставить под сомнения его действия. А для Мередит клиентки всегда на первом месте, и ей не важно, кому и чем она не угодила в процессе работы.

Джанетт объясняет нам, зачем нужна доула, — поддержать женщину, придать ей уверенности и сделать все возможное, чтобы роды запомнились только хорошим.

— Мередит — прекрасная доула, — говорит Джанетт. — Ради клиентов она на все готова. Мы с ней постоянно обсуждаем работу, пациенток, не обязательно общих. Частенько роды отбирают у тебя последние силы. Работаешь долго, на грани душевных и физических возможностей и даже не знаешь, на сколько еще все затянется. Да, конечно, бывает и наоборот, когда ты уходишь полный сил, радости, энергии, но в основном это работа на износ. Мы с Мередит всегда делимся друг с другом своими переживаниями. Она замечательный друг.

— Что правда, то правда, — соглашаюсь я, вспоминая, сколько раз Мередит поддерживала меня в трудную минуту. Тут меня посещает вопрос: — Но зачем Шелби надо было выбирать доктора Файнголда, если он настолько неприятный?

— Шелби встала здесь на учет уже на большом сроке. За таких пациенток берутся далеко не многие врачи, ведь они не ведут их с самого начала беременности и не знают полной картины состояния здоровья. А доктор Файнголд один из немногих, кто берется. Правда, он также один из немногих, кто практикует с ограничениями, а уже одно это должно настораживать.

— Вы что-нибудь знаете о том, как прошли роды у Шелби? — спрашивает Беа.

— Знаю. — Джанетт делает глубокий вдох, сомневаясь, стоит ли нам рассказывать, и, медленно выдохнув, все-таки говорит: — С ребенком не всё в порядке.

Мы с Беа озадаченно переглядываемся. Малышку мы видели собственными глазами — ребенок как ребенок.

— Что вы имеете в виду? — уточняет Беа.

— Девочка получила при родах повреждение головного мозга. Тибоу подали на доктора Файнголда в суд за врачебную ошибку. Шелби была очень измучена, ей требовалось кесарево сечение, и Мередит не переставала твердить об этом Файнголду, но тот и слушать не хотел. Еще бы ему кто-то указывал! Он провел эпизиотомию и щипцами достал малышку, причем, не рассчитав силу, сдавил ей голову.

— Но ведь девочка поправится? — искренне беспокоюсь я за малышку Грейс.

Иск Тибоу против Файнголда заставляет меня задуматься. На врачей то и дело подают в суд, и поскольку я сама врач, боюсь той же участи как огня. И хотя нередко споры урегулируются еще до суда, а иски отклоняются, в результате все равно страдают и финансы, и репутация. Если о докторе Файнголде Джанетт рассказала сущую правду, то представляю, как он воспринял столь неприятную новость.

— Сейчас трудно сказать, — Джанетт пожимает плечами. — У некоторых детей с подобной травмой диагностируют церебральный паралич, у других развивается эпилепсия, у третьих возможна задержка в развитии… Мередит должна была давать показания на этой неделе.

От рассказа Джанетт у меня перехватывает дыхание. А что, если Файнголд решил, попросту говоря, заткнуть Мередит? Все сходится: сначала пропадает Шелби, теперь Мередит, и обе — свидетели его преступной небрежности…

Мы с Беа задумчиво замолкаем. Джанетт тем временем отходит от нас и, спрятавшись от дождя под дерево, разглядывает тучи.

— Не нравится мне все это, — нарушает тишину Беа.

Дождь усиливается, снова стихает; создается впечатление, будто уже закат. Позже становится совсем мрачно, в небе повисают тяжелые серые тучи. В прогнозе погоды на сегодня обещали неслабую грозу.

С наступлением вечера наконец возвращается Джош. Он паркуется перед домом, и все мы затаив дыхание ждем новостей. Неужели Мередит больше нет?..

Через лобовое стекло видно, что Джош сидит, склонившись над рулем, и медлит выходить. Плачет? Или просто собирается с духом? Может, подойти к машине и постучать? Хотя пускай отдохнет, его столько часов не было — сейчас уже около пяти. За это время подтянулись остальные, и почти в полном молчании мы все вместе его ждем. Несмотря на погоду, никто не ушел, да и не подумал бы уйти, не узнав, что же именно происходило у реки.

Джош выходит из машины. Ссутулившись, он ступает неверными шагами, шатается точно пьяный, запинается о бордюр. Голова у него опущена так низко, что кажется, подбородок вот-вот коснется груди. И все-таки Джош плакал. Слез уже не видно, но красные опухшие глаза говорят сами за себя. С сегодняшнего утра Джош постарел лет на десять. Он страшно вымотан, его ладони и брюки в области колен испачканы в грязи.