Пропавшая

Это прозвучало скорее как обвинение. Словно я перешла все границы, словно слежу за ней.

— Адрес написан в договоре, Шелби. — Я начинаю понемногу терять терпение. — Ты сама лично его указала.

— Да?

— Да.

— Точно, я и забыла, — отвечает Шелби. — Не ожидала, что вы явитесь ко мне домой.

— Раньше я ни разу так не делала, однако твои сообщения меня встревожили, — повторяюсь я. — Решила посмотреть, все ли у тебя хорошо.

Вдруг из дома доносится мужской голос. От неожиданности я вздрагиваю, внутри все сжимается. Вверху над лестницей нависает тень, и я судорожно сглатываю. Это он, ее муж, Джейсон!

— Шел! Принеси-ка чего-нибудь выпить! — резко, но не сказать чтобы грубо зовет голос.

То ли специально, то ли машинально Шелби начинает прикрывать дверь.

— Поднимусь через минуту! — кричит она наверх и нервно бросает в мою сторону: — Мне пора.

Тут она явно хочет захлопнуть дверь, но я успеваю выставить в проем ногу — сама не знаю, как так вышло.

— Вы что делаете? — глядя вниз, недоуменно шипит Шелби. Она не хочет, чтобы муж узнал о моем присутствии.

— Ты так и не сказала, все ли с тобой хорошо, — невозмутимо произношу я.

— А с чего вы взяли, что нет? — несдержанно отвечает она, словно раздраженный подросток. Шелби немногим за двадцать — в ее возрасте мне казалось, что я уже совсем взрослая. Сейчас, больше десяти лет спустя, понимаю, что в свои двадцать три я ничегошеньки толком не соображала. Только много позже более-менее подросла и разобралась в жизни.

— Из твоих сообщений, Шелби. Ты сама написала, что боишься мужа.

— Ах, это!.. Зря я вам написала. — Шелби стягивает резинку с волос, и те рассыпаются по плечам. Она слегка ими встряхивает. — Мы просто поругались, вот я сгоряча и настрочила дурацкое сообщение. Так что забудьте.

— Но почему все-таки ты так написала? — настаиваю я, не до конца веря словам Шелби.

— Потому что злилась.

— Ты сказала, что боишься.

— Он орал на меня.

— За что? — спрашиваю я, понимая, что вряд ли услышу ответ.

— Да из-за ерунды, — отвечает Шелби, и я молча жду, станет ли она продолжать. После паузы Шелби все-таки рассказывает: — Я, мол, транжирю деньги. Назвал меня безмозглой после того, как я купила пару новых футболок и сходила на массаж для беременных. Сказал, что мы на мели, а я трачусь на всякую ерунду. Только сам-то не представляет, каково это — ходить все время с животом! И на то, что я уже ни в одну из своих вещей не влезаю, ему тоже начхать.

— Шелби, он тебя бил?

— Злился он не на шутку.

Я повторяю тот же вопрос:

— Он бил тебя?

— А по мне похоже, что бил?

Не похоже, в том-то и дело. Не знаю, что и думать. Может, бил, а может, и нет.

— Шел, ну ты идешь или нет? — снова раздается голос, на этот раз более резко, нетерпеливо. — Весь день тебя ждать?

— Мне приятно, что вы пришли меня проведать, Мередит, — говорит Шелби и быстро-быстро добавляет, обрушивая на меня торопливый поток слов: — Для меня редко кто делает что-то подобное.

Я наклоняюсь ближе и шепчу:

— Он тебя бил? Скажи правду, и я помогу.

Честно признаться, не знаю, что можно предпринять. Пойти в полицию? И все-таки если нужно, я пойду, но Шелби молчит.

— Расскажи как есть, — шепотом прошу я и, убрав ногу, тянусь к руке Шелби. Она ледяная. — Я не брошу тебя одну.

Лицо Шелби растягивается в улыбке.

— Вы такая милая, Мередит… Невероятно милая. Как хорошо, что я вас нашла, — говорит она и, высвободив руку, собирается закрыть дверь. Вопрос, все ли хорошо, так и повис без ответа.

Помешать я не успеваю, и дверь захлопывается прямо у меня перед носом.

Лео

Наши дни

Папа отправляется с тобой к психиатру. Так посоветовала детективша, потому что раньше она уже работала с жертвами психической травмы.

Я тоже иду — в одиночку довести тебя до машины будет непросто, ведь журналисты не дремлют, а до гаража идти прилично.

Едва мы ступаем за порог, как нас тут же окружают. Мы бежим, пытаемся улизнуть, но журналисты налетают, как стервятники, набрасываются с вопросами.

— Свобода слова и печати не дает вам права топтаться у нас на газоне! — возмущается папа.

Он дико злой, однако старается не сорваться, не то репорты быстренько все заснимут и покажут по телику. И все же он грозится подать в суд за вторжение на частную собственность. Наконец из полицейских машин вылезают два толстых копа и заставляют журналистов убраться с газона.

Мы ведем тебя под руки. Ты трясешься, потому что не привыкла ни к толкотне, ни к яркому свету, ни к шуму. Папа на тебя надел свою парку с капюшоном, и в ней ты напоминаешь перепуганную Красную Шапочку, которую вот-вот съест волк. В руках ты держишь мое одеяло, и внутри у меня от этого бушуют какие-то незнакомые чувства, но я молчу, чтобы тебя не смущать. К тому же я не привык выставлять душу напоказ, так что делаю вид, будто одеяла не замечаю.

Когда мы приезжаем к психиатру, нам с папой, к его большому огорчению, велят ждать в приемной. Отсюда не слышно, о чем вы говорите и говорите ли вообще — психиатр специально поставила на пол генератор белого шума. Папа в упор на него смотрит. Наверняка хочет выключить из розетки, но все никак не выключает.