Пропавшая улика. И на восьмой день

Эллери узнал почерк Преемника. Он был таким же странным, как местный акцент, и не похожим ни на один стандартный американский почерк (если таковой существует), который когда-либо видел Эллери. Возможно, в нем было сходство с вышедшим из употребления «канцелярским почерком», ранее используемым в английских юридических документах. Эллери также показалось, что он различает влияния какого-то незападного алфавита.

«… за пастбища и солнечный свет на них мы благодарим Вор'д, за то, что наши руки могут хорошо работать, а ноги хорошо ходить, давайте не будем повышать голос в гневе ни на брата, ни на животное или птицу, памятуя о том, что Вор'д удерживает наши голоса от гнева…»

Молитвы были написаны на маленьких листах, сшитых друг с другом и образующих свиток, перевязанный шнуром. Внимание Эллери сразу же привлекло отсутствие заглавных букв — за исключением слова «Вор'д». Да, оно начиналось с буквы «В». Не означало ли это, что он был не прав, считая его искажением слова «Господь»? Или же своеобразное произношение отразилось в написании? А может быть, разрыв в слове, указанный в письменной форме апострофом, а в устной — едва ощутимой паузой, означает пропущенную букву? Если так, то не является ли это словом «мир»?

Язык, акцент, обычаи, поведение… Так много в Квинане (чего стоит само название!) дразнило своей необычностью. Это напоминало сон, в котором спящий не может полностью осмыслить происходящее.

Эллери оторвался от свитка. Когда он и Учитель вошли в зал, солнце проникало в него сквозь восточные окна. Теперь оно светило сквозь западные.

— Больше не в моих привычках есть полуденную пищу, — промолвил старик. — Община уже поела, но еды всегда хватит для еще одного человека. Хочешь пойти в столовую и подкрепиться? Я буду тебя сопровождать.

— Мне жаль, что я упустил возможность пообщаться с людьми.

Эллери поднялся, чувствуя голод и, как всегда в эти дни, усталость.

— Еще успеешь.

Учитель тоже встал и улыбнулся. Улыбка показалась Эллери печальной.

Они задержались снаружи входной двери. Эллери моргал и щурился при ярком солнце.

— Это колокол, в который следует звонить, прежде чем войти в священный дом? — спросил он.

Учитель кивнул. Колокол около фута в высоту выцвел от старости, его поверхность была исцарапана внутри и снаружи, а ободок в тех местах, где его касался язычок, стал совсем тонким. Он висел на уровне груди, и Эллери, присмотревшись, разглядел две надписи, тянущиеся вдоль края. Первая гласила: «Белл-Лейн. Уайтчепел, 1721», а вторая: «Язык мой будет указывать время в дали морской».

Английский корабельный колокол времен царствования королевы Анны! Когда его отливали, Библии короля Иакова[45] было всего сто лет, многие старики видели в детстве Шекспира, бродившего по кривым улочкам Лондона, а Джорджу Вашингтону предстояло родиться через двадцать лет. В каких бурных морях звучал его голос в течение столетий? И что самое удивительное, как он оказался в Квинане, в сердце американской пустыни?

Эллери спросил Учителя, но тот покачал головой. Он этого не знал.

Столовая с многочисленными окнами напоминала амбар, наполненный светом, воздухом и вкусными запахами. Пища была простой и сытной — овощной суп, перец, бобы, тушеная кукуруза с маслом, фрукты и еще одна разновидность травяного чая. Их обслуживала молодая супружеская пара, очевидно сегодня дежурившая в столовой. Робко и почтительно поглядывая на Учителя, они уделяли основное внимание гостю — единственному постороннему, которого им когда-либо доводилось видеть.

Пока Эллери ел, Учитель безмолвно молился.

Когда Эллери закончил, старик повел его на улицу и остаток дня, покуда не начало темнеть, а в окнах не стали зажигаться свечи, водил его по долине, отвечая на вопросы. Они поднимались на Холм Испытаний, обозревая возделанные поля, приветствуя людей, занятых работой. Эллери был очарован. Он никогда не видел в природе столько оттенков зеленого цвета! Повсюду чувствовался запах горящей полыни — как объяснил Учитель, полынь с пустынных холмов питает огни Квинана…

Ощущение сна усиливалось — за один день мир снаружи исчез в тумане. Казалось, будто Квинан и все, что в нем находится, включая самого Эллери, было всем миром. (Знали ли Адам и Ева границы своего сада, пока не были изгнаны из него?)

Но на подсознательном уровне прежний Эллери продолжал размышлять. В этой капсуле пространства и времени отсутствовали искусство, музыка, литература, наука. Но, насколько он мог судить, здесь также не было места недовольству, ненависти, пороку, алчности, войнам. Ему казалось, что в этой затерянной долине, хранимый всеведущим патриархом, находится земной рай, чьими простыми правилами являются любовь к ближнему, законопослушание, смирение, милосердие и доброта. А самое главное — вера в Вор'д.

* * *

Поздно вечером Эллери наконец задал вопрос, от которого он с трудом удерживался с самого начала.

Они стояли в открытых дверях Дома Священного Собрания, слушая ночные шорохи, вдыхая запах сырой земли. Над дверью санктума тускло мерцала лампа.

— Тебя что-то беспокоит, Элрой, — сказал Учитель.