Пропавшие девушки Парижа

Он повел ее из кабинета, затем вверх по узкой лестнице. Один пролет, еще один. Вскоре Элеонора стояла в тесном чердачном помещении. Не такой ожидала она увидеть камеру для пленных при штабе СД, куда на допросы привозили самых разыскиваемых беглецов. Здесь стояло шесть казарменных коек, вроде тех, на каких спали девушки в период обучения в Арисейг-Хаусе. В углу – забитая книгами пыльная полка. Помещение имело голый вид: ни простыней, ни одежды, ни личных вещей. Но она заметила крошечные свидетельства пребывания пленных: буквы и другие значки, нацарапанные на металлических каркасах коек. Матрас ближайшей к ней койки был испачкан кровью. Элеонора посмотрела в окно. Над крышами домов чуть виднелась Эйфелева башня. Она представила, каково было тем, кто провел здесь свои последние дни: они взирали на красоты Парижа, оставаясь в плену собственного отчаяния.

– Вот здесь их держали, когда привозили для допросов. Всего несколько дней, самое большее – неделю. После они немцам не были нужны.

– Куда их потом отправляли?

– Кого-то во Френскую тюрьму. Других, как Веспера, убивали прямо здесь, выстрелом в голову, – отвечал он с непроницаемым лицом.

Элеоноре было известно, что Веспер погиб, но до этой минуты она не знала, как это произошло.

– А радистка?

– Не знаю. Наверно, отправили во Френскую тюрьму. Позднее оттуда всех узников перевели в Нацвайлер, – добавил он.

Услышав название концлагеря, в котором, по имеющейся информации, погибли многие агенты-мужчины, Элеонора вздрогнула. Но у нее возник вопрос.

– А почему не в Равенсбрюк? Ведь в Нацвайлере держали только мужчин, так?

– Возможно, потому, что немцы не собирались держать их там долго. Их убивали, не оформляя документов. Nacht und Nebel.

Ночь и туман. Элеонора слышала об этой программе, когда служила в УСО. Пленные просто исчезали, бесследно.

Она была готова расплакаться, но подавила слезы.

– И когда, за какое время до высадки войск союзников их увезли отсюда? – спросила Элеонора.

– Всего за несколько недель. – Она обомлела. Еще немного, и пленников освободили бы.

– Погибли не только они, – отрывисто бросил Анри.

– Знаю, – кивнула Элеонора. – Ваши люди тоже пострадали. – И это была другая сторона реальности: агенты вели борьбу за освобождение Европы, и в перекрестный огонь попадало местное население. Не только партизаны, но обычные люди, женщины и дети. Некоторые из них стали случайными жертвами диверсий против немецких оккупантов: рабочие завода, где была установлена бомба, машинист поезда, пущенного под откос. Другие были убиты при проведении карательных операций против бойцов движения Сопротивления. Черчилль требовал воспламенить Европу, но, к несчастью, в раздутом пожаре пострадали мирные граждане.

Элеонора стояла посреди маленькой чердачной комнаты и представляла, как Мари томится в холоде и одиночестве под скрипучими балками. Или с ней был кто-то еще из женщин-агентов? Элеонора никогда этого не узнает.

Как ее арестовали? Нечто катастрофичное привело к провалу агентурной сети, но об этом никто никогда не расскажет: все погибли. Элеонора пристально смотрела на стены, словно требуя, чтобы Мари заговорила с ней сквозь пелену времени. Но комната молчала. Возможно, Мари сама погибла, так и не поняв, что случилось.

Или она все-таки оставила какой-то знак. Элеонора обежала взглядом комнату, ища тайник. Провела рукой по настенным панелям.

– Мы все тщательно обыскали, уверяю вас, – произнес Анри. Элеонора не ответила, продолжая шарить ладонями по полу, и ей было плевать, что ее руки почернели от грязи. Он же не знал ее девушек так, как она, не понимал, как они умели прятать вещи. Наконец она почувствовала, что одна доска в полу лежит неплотно. Она потянула ее вверх и обнаружила под ней пустое пространство. Элеонора взглянула на Анри, на его лице невольно отразилось удивление. Но тайник был пуст.

Она стала водить ладонями по краю каркаса койки, на котором агенты и другие пленные выцарапывали разные надписи, похожие на шрамы. Она нагнулась, чтобы получше их рассмотреть. Некоторые заключенные делали зарубки, словно отсчитывая дни, другие писали свои имена. Одна надпись состояла из одного слова: «Верь». Имени Мари она не нашла. Она принялась обследовать следующую койку и увидела слово, написанное знакомым почерком: «Бодлер». Французский поэт.