Пропавшие девушки Парижа

Ничего не добившись в аппарате правительства, Элеонора стала обращаться в другие ведомства – в службу дознания, в лагерь для перемещенных лиц на окраине Парижа. Безрезультатно. И дело было не только в том, что она не обладала достаточно солидным официальным статусом (директор снабдил ее удостоверением представителя УСО в Ведомстве расследования военных преступлений, но оно ни на кого не производило впечатления). На свои запросы Элеонора получала холодные, едва ли не враждебные ответы. А ведь она рассчитывала на некое чувство благодарности за то, что британские агенты внесли свой вклад в освобождение Парижа. Но де Голль и его люди хотели, чтобы изгнание из страны нацистов осталось в истории как победа французского движения Сопротивления. Британка, задающая вопросы, которые напоминали об огромной помощи иностранных граждан, ни у кого не вызывала добрых чувств.

Каждый вечер по возвращении в гостиницу Элеонора садилась в баре, где просматривала свои записи и составляла план действий на следующий день. Она специально остановилась в «Савойе», хотя понимала, что Директор не сможет оплатить ее проживание здесь. Привлекали ее вовсе не центральное расположение этого некогда роскошного отеля или его кухня: «Савой» был одной из немногих парижских гостиниц, где качество блюд почти достигло довоенного уровня. Дело в том, что во время войны именно «Савой» был местом встречи агентов с бойцами Сопротивления, и Элеонора надеялась, что, возможно, кто-то из них по старой памяти захаживает в этот бар.

Просмотрев намеченные пункты своего плана, она поняла, что он исчерпан, и больше оставаться в Париже не имеет смысла. Она торчала здесь уже почти неделю, и Директор больше не мог оказывать ей поддержку. Элеонора подумывала о том, чтобы вернуться домой. Но если она прекратит поиски, тогда всё, ее девушки будут забыты навсегда. Агентов-мужчин будут продолжать разыскивать; составлены списки, оформлены поручения, направляются запросы. А ее девушки без ее участия просто бесследно исчезнут. Нет, она их не бросит, но, возможно, надо искать в других местах, арендовать машину, поездить по районам к северу от Парижа, где также действовали агенты во время войны.

В дальнем конце бара она заметила мужчину с близко посаженными глазами. По возрасту он был моложе ее, одет в серую шерстяную куртку. Мужчина делал вид, что читает «Ле Монд» – статью под заголовком: «Суд над военными преступниками». Но Элеонора чувствовала, что он наблюдает за ней поверх газеты. Она напряглась. В Арисейг-Хаусе агентов с первых дней подготовки учили распознавать за собой слежку, но впервые объектом слежки стала она сама.

Элеонора залпом допила мартини, подписала чек, прошла через вестибюль и на лифте поднялась в свой номер. Некогда элегантно убранная комната теперь имела потрепанный вид: кровать провисла, обои вздулись.

Стук в дверь. Элеонора вздрогнула, посмотрела в глазок. Тот самый мужчина из бара. Значит, не слежка, рассудила она, раз он пришел прямо к ней. Сначала она решила не отзываться, но потом подумала, что мужчина, конечно же, видел, как она поднялась к себе; ко всему прочему, он мог обладать нужной ей информацией. Она чуть приоткрыла дверь.

– Да?

– Меня зовут Анри Дюке. Я был участником движения Сопротивления. – Во время войны за такие слова могли бы казнить, а теперь он щеголял ими, как медалью.

Она колебалась. Как он ее нашел? Что ему нужно?

– Элеонора Тригг, – осторожно представилась она, шире отворяя дверь.

Он вошел, положил на стул газету, которую читал в баре. Холодно посмотрел на нее.

– Я работаю в министерстве, видел вас там. Вы ходите по Парижу, задаете всякие вопросы. Людям это не нравится.

– Каким людям?

Он не ответил.

– Вы знали агентов из группы Веспера, действовавшей здесь во время войны? – спросила Элеонора. – Веспера? Рене Демар? – Она машинально употребила псевдоним Мари и лишь потом сообразила, что теперь это неважно. – То есть Мари Ру? Вам известна их судьба? – Возможно, ее гость блефовал. Радоваться было рано. – Если дело в деньгах… – начала Элеонора, прикидывая, сколько она может ему предложить из собственных средств, чтобы остались деньги на обратную дорогу.

– Non! – яростно вскричал он, и Элеонора испугалась, что оскорбила его. Внезапно он схватил ее за руку. Его глаза сверкали гневом.

– Пойдем-те, – сказал он. – Покажу вам кровь – она на вашей совести.

* * *

Сорок минут спустя Элеонора оказалась в здании, в котором во время оккупации размещался штаб СД.

– Кровь на моей совести? – повторила Элеонора, выходя из гостиницы вслед за Анри Дюке. – Не понимаю, о чем вы. – Она, конечно, была виновата в том, что не повела себя более решительно и не убедила Директора прислушаться к ней, когда у нее возникли подозрения относительно радиограмм, но этот француз ни о чем таком не мог знать.