– Про женщин-агентов, – поправила она его. – Про тех, кто не вернулся домой. Мне известно, что их нет в живых, – добавила она, не желая слышать это из его уст. – Я хочу знать, как они погибли – и как их вычислили.
– Погибли в газовых камерах или были расстреляны, здесь или в каком-то другом лагере. Какая разница? – От его хладнокровного тона она побледнела. – Они были шпионками.
– Они не были шпионками, – рассердилась Элеонора.
– А кем же они, по-вашему, были? – парировал Криглер. – Одеты были в штатское, вели подрывную деятельность на оккупированной территории. Их арестовали и убили.
– Это я знаю, – сказала Элеонора, беря себя в руки. – Меня интересует, как их вычислили? – Криглер, продолжая упорствовать, отвел взгляд. – Между прочим, у тех женщин тоже были дети, дочери, как у вас. И эти дети никогда больше не увидят своих матерей.
Она заметила, как что-то дрогнуло в глазах Криглера, в них промелькнул страх.
– И я свою больше никогда не увижу. Меня повесят, – произнес он.
– Наверняка вы этого знать не можете. Если будете сотрудничать со следствием, возможно, вас приговорят к пожизненному заключению. Так почему бы не рассказать мне правду? – настаивала Элеонора. – То, о чем я спрашиваю, к обвинению не имеет отношения, – добавила она, на мгновение позабыв про обещание помочь, что она дала Мику. – Со стороны своих вам опасаться больше нечего. Все остальные либо арестованы, либо их уже нет в живых.
– Бывают такие тайны, которые лучше унести в могилу.
Что же это за тайны такие? Почему человек, стоящий на пороге смерти, предпочитает хранить молчание?
Элеонора решила испробовать другую тактику. Она достала из сумки фотографии и дала их Криглеру. Он стал их просматривать. Потом вдруг остановился и вытянул в руке один снимок.
– Мари. – Взгляд его вспыхнул, будто он что-то вспомнил. Криглер показал на свое лицо, на незарубцевавшийся шрам. – Она пустила в ход когти, оцарапала меня вот здесь и здесь. – Оставила на нем отметину, которая никогда не изгладится. – Но в конечном итоге сделала все, что от нее требовалось. Не ради спасения собственной жизни, а чтобы спасти его.
– Веспера?
Он кивнул.
– Но я все равно его пристрелил. – Криглер, казалось, осмелел. – Ничего личного, – добавил он невозмутимо. – Мне он больше был не нужен… впрочем, как и она.
– А что стало с Мари? – спросила Элеонора, со страхом ожидая ответа.
– Ее вместе с другими женщинами перевели из Френской тюрьмы.
– Когда?
– В конце мая. – Сразу же после того, как Джулиан вернулся из Лондона. Гораздо раньше, чем считала Элеонора.
– Значит, к тому времени у вас уже была ее рация? – Он кивнул.
– Но мы по-прежнему получали донесения. – И передавали радиограммы, добавила про себя Элеонора. Все ее тогдашние опасения подтвердились.
– Донесения, что передавали
Радиоигра, как и сказал ей Анри в Париже. Элеонора вспомнила про свои подозрения: одни радиограммы Мари не вызывали опасений, другие были совершенно не в ее стиле. Последние, догадалась она, на самом деле посылала немецкая разведка. Первое время Элеонора скрывала свою обеспокоенность, но потом, когда изложила Директору все подозрительные факты, он отмел ее тревоги. И вот теперь эти факты лежали перед ней, как выигрышный расклад карт. Если бы она повела себя более настойчиво, надавила на Директора…
Впрочем, сейчас не время упиваться чувством вины. Драгоценные минуты, выделенные ей на разговор с Криглером, неумолимо истекают.
– Но каким образом? В Париже я узнала, что вы завладели нашими станциями и использовали их для ведения радиообмена с Лондоном. Но ведь у вас не было проверочных кодов. Как вам это удалось?
– Мы сами не думали, что получится. – На его губах заиграла усмешка, и Элеонора с трудом сдержалась, чтобы не залепить ему пощечину. – Ведь британцы запросто могли раскрыть наш обман – по множеству разных признаков. Сначала мы решили, что они просто невнимательны, так как у них слишком много работы. А потом поняли: кто-то в Лондоне хочет, чтобы мы получали сообщения.
– Не понимаю. Это вы о чем?
– В середине мая 1944-го мне случилось на время покинуть штаб-квартиру. Один из моих замов, полный
– Кто конкретно в Лондоне? – Элеонора сама не раз посылала сообщения. Но ни о какой радиоигре слыхом не слыхивала.
– Понятия не имею. Кто-то знал и продолжал передавать нам радиограммы.
Элеонора судорожно перебирала в уме всех, кто имел доступ к ведению радиообмена с группой Веспера. Очень узкий круг людей: она сама, Джейн, Директор. Никто из них, она была уверена, не пошел бы на такое.