— Что ж, тогда я скажу тебе то же, что сказал вон тому молодому человеку, — говорит детектив Ричардс, указывая на Олсена. — Я могу пересчитать на пальцах одной руки все те дела, которые я вел, в которых я был уверен. Обычно, — он водит руками по кругу, как будто одновременно наносит воск и растирает его, — спотыкаешься в темноте. Иногда находишь путь к нужному человеку, иногда нет. Тогда пусть решают присяжные, потому что это не твоя работа. Но в трех или четырех случаях я знал наверняка, что человек виновен, достаточно было просто взглянуть ему в глаза.
Он замолкает и делает глоток холодного чая. Я вижу, как при этом слегка подрагивают его руки.
— И один из этих случаев, — продолжает он, — Колин Маккарти.
— Вы были уверены, что он убил Сару Кетчум, — говорю я.
Мне сдавливает грудь. Вспоминаю, как задыхалась в вагоне метро, сидя на полу. Пытаюсь сделать глубокий вдох так, чтобы детектив Ричардс не заметил.
— Мне повезло, — говорит он. — Я видел подобное всего пару раз за всю свою карьеру. Истинный психопат. Ужасающее зрелище, скажу я тебе. Помню, как смотрел в глаза этому мальчику и думал: «Он не смотрит на меня в ответ». Он как будто был машиной. И иногда он желал причинить кому-нибудь боль.
— Поэтому вы скрыли улику? — спрашиваю я, снова указывая на папку с делом. — Волос в душевой кабине? Потому что были так уверены, что он убил ее?
— Да, — говорит он. Меня пугает его уверенность. — Я знал всех, кто работал на складе улик. Они хорошо знали меня и доверились мне, когда я попросил об одолжении.
— Несмотря на то, что сокрытие улик могло бы помочь апелляции Колина? Несмотря на то, что это ставит под сомнение все расследование?
— Он проиграл апелляцию, потому что все знали, что он виновен. Тебя там не было, Марти. Ты не видела… — Он замолкает. — Ты можешь позволить себе смотреть на это со стороны. Издалека.
— Но если вердикт был настолько бесспорным, почему не рискнуть и не оставить список улик как есть?
— Потому что нельзя рисковать, когда поймал кого-то вроде Колина Маккарти, — говорит он. — Нельзя позволить защитнику запутать следствие с помощью сомнительных улик.
— Что вы имеете в виду? — уточняю я, и он пожимает плечами.
— В свое время я повидал немало преступлений, — отвечает он. — И никогда раньше не видел, чтобы сухой волос вот так лежал поперек сливного отверстия. Он не застрял в решетке. Просто лежал поперек отверстия. И волос был светлый, а Колин Маккарти не блондин. Сара Кетчум и ее сосед по квартире тоже. Сначала я решил, что волос принадлежит кому-то из моих парней. Думал, кто-то наклонился, чтобы осмотреть слив, и тут… — Он бьет ладонью по кофейному столику. — Бум! Загрязнение. Фальшивая улика. Но думаю ли я, что его оставил кто-то, кто принимал там душ? Нет, не думаю.
— Поэтому вы решили даже не анализировать его? — спрашиваю я.
— Нет, если его подбросили, — отвечает детектив Ричардс. — Уже после того, как ее убили. Чтобы запутать процесс против Колина.
— Кто мог положить его туда? — спрашиваю я.
Он опять едва заметно пожимает плечами.
— Между тем, как она якобы ушла на встречу с друзьями, и тем, как ее сосед вернулся домой, прошло полтора часа. За это время могло произойти что угодно.
Думаю об этом промежутке. Слишком мало времени, чтобы Колин мог сам перевезти тело Сары. Раньше я даже не задумывалась о том, что он, возможно, действовал не один. Возможно, он позвонил кому-то после того, как убил Сару. Кому-то, кому доверял больше всех. Кому-то, кто знал, что делать.
— Сейчас этот волос используют для того, чтобы осудить зятя Колина за убийство Сары, — сдавленным голосом говорю я. Как будто что-то сжимает мне трахею. Наверное, моя собственная паника. — А вы, со своей официальной позиции бывшего детектива полиции, говорите, что думали, что его туда подбросили?
— Именно это я и говорю, — невозмутимо отвечает детектив Ричардс.
Когда я в следующий раз прихожу навестить Теда в тюрьме, он выглядит ужасно. Осунулся, под глазами темные круги. Под флуоресцентными лампами его кожа кажется желтоватой на фоне оранжевого комбинезона. В каждом движении ощущается усталость, когда он пересекает комнату и садится за стол. Он как будто постарел лет на десять. Как будто перестал бороться.
— Я пойду на сделку, — сообщает он еще до того, как я успеваю поделиться тем, что узнала.
Меня как будто ударили без предупреждения. Выстрелили в живот.
— Что? — спрашиваю я, на мгновение забыв обо всем, что собиралась ему рассказать. О моем плане разоблачить Колина и Аву. Вытащить Теда из тюрьмы. — Какую сделку?
— Тридцать лет, — говорит он и поднимает руку, когда я начинаю качать головой. — Это ничто по сравнению с тем, сколько я отсижу, если дело дойдет до суда и я проиграю. Я смогу когда-нибудь выйти на свободу, и у меня еще останется время. Хотя бы немного времени.
— Тридцать лет? — рычу я, пытаясь говорить тихо. — Ты спятил? Ты никого не убивал.
— Ах, значит, теперь ты мне веришь? — спрашивает он, и я знаю, что заслужила горечь, с которой он это произносит.