Пропавшие наши сердца

Они устроились на пожарной лестнице, на узенькой площадке шириной не больше карниза, где едва хватало места двоим; они были друг к другу так близко, что запросто могли бы поцеловаться. Возле их ног стоял разбитый цветочный горшок с горой окурков. Итан, представился новый знакомый. Окончил Колумбийский университет незадолго до Кризиса, перед тем как жизнь замерла. Всю ночь за спиной у них мельтешили – входили в комнату и выходили, смеялись, пили, забывались на время. Ни Маргарет, ни Итан ничего не замечали. Ночной воздух сгустился вокруг, окутал их, словно одеялом. Они все говорили и говорили – сначала глядя в темноту, потом щурясь от персиковых лучей рассвета, пробивавшихся между зданий. Вечеринка тем временем потухла, как засыпанный землей костер. На ковре и на диване дремали гости, жались друг к другу по-щенячьи. Доми улизнула в постель, не одна.

Мне пора, сказал Итан, и Маргарет отдала ему пиджак, которым он укрыл ее от ночной прохлады. Впервые за все время они коснулись друг друга. Хотелось его поцеловать. Нет, укусить, сильно, до крови.

Рада была познакомиться, сказала она и ушла в дом.

На следующий вечер, после комендантского часа, она перешла через мост и направилась в сторону от центра, прячась в тени всякий раз, когда приближались редкие машины. Велосипед она оставила дома: на улице даже пристегнутый велосипед к утру исчезнет, а Итан сказал, что живет на четвертом этаже. Изредка навстречу попадались прохожие и, переглянувшись с ней, спешили дальше по своим загадочным делам. Сто двадцать кварталов – и вот он, дом Итана, где недреманным оком сияет его окно. Маргарет поднялась по пожарной лестнице, сунула руку в приоткрытую форточку, и он, услыхав шорох, встрепенулся, отложил книгу. Открыл пошире окно и впустил ее в дом.

Утром на его плече алел след от ее укуса.

Доми все это было не по душе.

Тебя не узнать, говорила она, на уме у тебя только он. Слово «он» она цедила сквозь зубы, будто сплевывала.

Твой чудо-парень, говорила она. С чудо-хатой. Куда нам до него!

На самом-то деле у Итана была квартира-студия на четвертом этаже – всего одна большая комната, матрас, на котором и сидели, и спали, в углу кухонька да древняя ванна на львиных лапах, – но там было тепло и уютно. Семья у Итана не была ни богатой, ни знаменитой – отец инженер, мать медсестра в доме престарелых, – зато связи у них имелись: квартиру Итан снимал у школьного друга матери, с большой скидкой, ему было где переждать Кризис. Если на то пошло, Доми тоже могла бы жить в своей квартире, причем куда просторней, пожелай она только: фирма ее отца выпускала микросхемы для половины компьютеров и мобильников в стране, у отца было две яхты, небольшой личный самолет, дома в Лондоне, в Лос-Анджелесе и на юге Франции. Еще один дом был на Парк-авеню, где и выросла Доми, однажды она показала его Маргарет, и обе плюнули на тротуар и сбежали, пока за ними не погнался отцовский шофер. Мать ее умерла, когда Доми было одиннадцать, а отец спустя месяц женился на гувернантке-датчанке, и Доми поклялась, как только вырастет и уедет из дома, с отцом больше не разговаривать – и не разговаривала. В колледже она рвала его чеки и отправляла ему по почте обрывки.

Так вот ты как, кипятилась Доми, решила отсидеться у своего богатенького парня, пока мы тут побираемся?

Руки у Маргарет были обветренные, в цыпках; неделю назад на нее напали, схватили за воротник куртки, но ей удалось вырваться. Воротник она пришила шерстяной ниткой – красной, другой не было, – и шов алел под горлом, как свежая рана.

Да насрать мне на вас обоих, сказала Доми, но Маргарет не ответила. Она уже шагнула за порог.

Он свободно владел шестью языками, мог объясниться еще на нескольких. Неплохо для белого парня из Эванстона, шутил он. Родители его, заядлые путешественники, каждый год проводили отпуск в новой стране, и к десяти годам Итан успел побывать на четырех континентах. Он, как и Маргарет, был единственным ребенком, и это, среди прочего, их сблизило – то, что оба последние веточки рода, и им предстоит соединиться, чтобы стать крепче, породить что-то новое.

А кантонский ты знаешь? – спросила Маргарет, и Итан покачал головой.

Только классический китайский, да и то плохо.

И добавил: давай учить вместе. Ты и я.