Пропавшие наши сердца

В тиши квартиры Итана к ней стали возвращаться стихи – робко, несмело, как выходят из нор звери после грозы.

Она писала о затишье в городе, о том, как изменился его ритм без людей. О любви, о радости и об уюте. Об утреннем аромате его кожи, о тепле их постели. О том, как обрести покой среди хаоса, которому не видно конца, о тихом уголке, куда не долетает шум Кризиса. Печататься было негде: продолжали выходить только крупнейшие газеты, да и то с государственной поддержкой; всем было не до поэзии, не до слов, но она писала на клочках бумаги, на широких полях словарей Итана – позже из этих строк вырастет ее первый сборник.

Потихоньку, незаметно для всех история Кризиса стала обретать форму. Скоро она выкристаллизуется, словно осадок в растворе.

Мы знаем, кто все это подстроил, стали говорить люди. Спросите себя: кто окажется на подъеме, когда у нас спад? Все решительно указывали на Восток. Посмотрите, как растет в Китае ВВП, повышается уровень жизни. У них даже крестьяне на своих рисовых полях со смартфонами ходят, распинался один депутат в палате представителей. А у нас в Соединенных Штатах американцы справляют нужду в ведро, потому что воду им отключают за неуплату. Я вас спрашиваю: почему не наоборот? Я вас спрашиваю!

Кризис – это всё козни Китая, доказывали некоторые, это всё их фокусы с пошлинами и курсами валют. Может быть, им даже помогают разваливать нас изнутри. Они хотят нас уничтожить. Задумали прибрать к рукам нашу страну.

На тех, у кого не наши лица, не наши имена, стали смотреть косо.

Вот в чем вопрос, повторяли все: что нам теперь делать?

Позвонила мать в истерике, Маргарет еле разбирала слова: отца столкнули с лестницы в парке. Он шел им навстречу, тот человек, – они спускались, а он поднимался; они в его сторону даже не взглянули, а он развернулся и толкнул отца в спину, обеими руками, прямо меж лопаток. Отец в свои шестьдесят четыре сильно сдал – похудел, усох, страдал артритом – и покатился, даже не пытаясь удержаться, просто рухнул вниз, словно кукла; край нижней ступеньки раскроил ему череп над самым ухом; все произошло так внезапно, что ни он, ни она даже крикнуть не успели. Когда мать Маргарет пришла в себя и оглянулась, обидчика уже и след простыл. Отец умер, не приходя в сознание, через два часа после ее звонка. Наутро у матери на кухне опустевшего дома – слишком просторного для нее одной – отказало сердце, об этом Маргарет, которой все не удавалось достать билет на самолет, узнала от полицейского, позвонившего ей как ближайшей родственнице.

Все приметы были тогда уже налицо, хоть она их не видела: отца не просто толкнули – люди молча смотрели, как падает старик, и расступались перед его обидчиком – от неожиданности, от страха или с одобрением, в котором стыдились признаться даже сами себе. Все приметы были налицо: мимо прошли трое – женщина средних лет, парень лет двадцати, молодая мать с коляской, – и лишь четвертый вызвал «скорую», увидев, как старушка, склонившись над безвольным телом мужа, не кричит, а шепчет ему что-то на языке, на котором они за много лет не сказали ни слова даже между собой, – в отчаянной надежде, что слова эти таятся в самой глубине его души и он услышит.

Я не поняла, что он так сильно пострадал, сказала потом своему мужу свидетельница, когда в новостях сообщили о «несчастном случае». Думала, поскользнулся, упал – всякое бывает, не хотела вмешиваться.

Услышал то ли китайский, то ли другой незнакомый язык – оправдывался другой свидетель, молодой парень, – просто понял, что не английский, а знаете ведь, что сейчас про Китай говорят, вот и решил не встревать.

Молодая женщина с коляской не сказала ничего. Она даже новости не смотрела: у малыша резался зубик, и ни он, ни она не спали всю ночь.

Единичный инцидент, будет сказано в полицейском отчете спустя несколько недель. Личность нападавшего установить невозможно, как и мотив.

Были случаи и в других городах, самые разнообразные: пинок или толчок на улице, плевок в лицо. Сначала изредка, потом повсеместно, а потом даже в новостях сообщать о них перестали, потому что ни для кого это была уже не новость.

Если хочешь, мы полетим домой, предложил Итан. Авиабилеты стоили дорого, достать их было тяжело, но у них были сбережения. Мы полетим домой и обо всем позаботимся.

Маргарет не знала, как ему объяснить, что дома никаких дел не осталось, что там больше не дом. И сосредоточилась не на слове «дом», а на слове «мы».

Хочу уехать из Нью-Йорка, сказала она Итану. Прошу тебя, давай уедем. Все равно куда.