Пропавшие наши сердца

Они долго молчали, глядя друг на друга.

Почему? – спросила Сэди, а Доми ответила: чтобы что-то изменилось к лучшему, начинать надо с малого.

Сэди захлопнула конторскую книгу. Я тоже хочу помогать, сказала она.

Она ждала, что Доми над ней посмеется, но Доми не рассмеялась, а села в кресло напротив стола, как будто Сэди здесь главная, а она, Доми, просительница.

Может быть, и для тебя дело найдется, ответила она.

Несколько дней ушло на разговоры – Сэди рассказывала Доми все, что помнила: про полицию, про семьи, в которых жила, про всю систему ПАКТа. Как ее забрали, кто ее встретил, куда отвезли. Как ее несколько месяцев прятали в библиотеках и что она там видела. Чего она не сделала, а теперь жалеет, что посоветовала бы другим. А Доми слушала, запоминала.

Выходить из дома мне запретили, рассказывает Чижу Сэди. Вдруг увидят? Но Доми нашла, чем меня загрузить. И она ищет моих родителей, пытается выйти на их след.

Сэди умолкает, вздыхает, и Чижу ясно, что сейчас лучше ни о чем не спрашивать.

Она говорит, что рано отчаиваться, продолжает Сэди. Говорит… говорит, ну а вдруг повезет?

За день до того, как появился Чиж, очередная версия Доми завела в тупик, и Сэди она рассказала об этом осторожно, как сообщают новость о смерти. Будем искать дальше, заверила она, крепко обняв Сэди.

И спросила: а если бы я могла исполнить любое другое твое желание, чего бы ты хотела?

Сэди призадумалась.

День, когда можно делать все, что захочется, ответила она. Без чужих глаз, без слежки, без надзора. Всего только день.

Хмм, протянула Доми, задала ты мне задачку. Но что-нибудь да придумаем. Если ты согласна подождать немножко, до лучших времен.

И вот они здесь, Сэди и Чиж. Впереди у них целый день без присмотра, без надзора. День полной свободы.

Она мне рассказывала, говорит Сэди, про то, что они с твоей мамой видели в Кризис. Что делали – и чего не сделали. И что сделали бы по-другому. А помнишь тот день, когда ты пришел? – добавляет она с гордостью. Это я ей подсказала, какие тебе задавать вопросы. Она пришла ко мне наверх и говорит: о чем бы ты спросила, чтобы убедиться, что перед тобой Чиж, а не самозванец? А я ей: спросите про велосипед. Про хлопья на завтрак, про школьный обед.

Ты знаешь, спрашивает Чиж, чем занята моя мама?

Сэди отвечает не сразу.

Доми мне не объясняла, признается она. Твоя мама заходила несколько раз, обсудить планы. Я подслушивала, добавляет она хитро. Но почти ничего не смогла разобрать.

Они вместе прикидывают. По их подсчетам, Маргарет разбросала тысячи крышечек, по всему городу. Дома у Герцогини Сэди просматривала газеты, следила за новостями по телевизору и в интернете – никаких подозрительных устройств, спрятанных в крышечках от бутылок, никто не находил. Все спокойно – по крайней мере, в городе. Если они что-то готовили, то пока не осуществили. Неделю за неделей оно зрело, неотвратимо, словно натягивалась пружина.

Что-то будет! – говорит Сэди.

Еще бы, вторит Чиж. Мама ничего не делает наполовину.

И Доми, по-моему, тоже.

Их взгляды встречаются.

Чиж, говорит Сэди, я точно знаю, после этого все переменится. После того, что они затеяли.

Они умолкают, пытаясь представить, какая жизнь настанет. Чиж вскакивает, кипя от нетерпения, ищет, куда выплеснуть избыток чувств.

Пойдем к воде, предлагает он.

Они шагают по тропинке к краю леса, и вот она, бухточка, – искрится на солнце, синеет до самого горизонта. Чиж подбирает камешек и кидает подальше в море. Плюх! – и вода заглатывает камешек залпом, и от него расходятся круги, бегут к берегу, к ногам Чижа. Правду говорила Герцогиня – куда ни глянь, никого, ни признака человеческого жилья, только серебряная гладь бухты, а со всех сторон густые деревья. С высоты, должно быть, кажется, будто это великан ткнул пальцем прямо у воды, и получилось отличное место для домика.

Никогда еще Чиж не был так далеко от людей. Сколько он себя помнит, рядом были люди – присматривались, прислушивались. Даже если их не видно, все равно знаешь, что они тут – за окном, за стеной, за углом. А здесь никого, и он, Чиж, чувствует себя гигантом. Вдруг Сэди ахает, и он тоже, спугнув с соседнего дерева стаю воробьев, – и вот оба уже бегут, визжат, месят ногами гальку, гоняют белок, пугают бархатистых бурундуков, что прячутся под корнями деревьев. Когда Чиж и Сэди, счастливые, падают без сил на песок, звенящая тишина, что обступает их, кажется им громче собственных голосов. В этот миг они и думать забыли о родителях. Они просто дети, за игрой.

Давай зайдем в воду, предлагает Сэди. По щиколотку, и все.

Сняв кроссовки, носки и закатав по колено джинсы, оба заходят в воду, и от их ног разбегаются небольшие мутные круги. Вода ледяная, но они не замечают холода. Здесь полно деревьев, есть где полазить, – не чахлые кустики вокруг школьной площадки, что пробиваются сквозь асфальт, а настоящие, высоченные деревья, даже Сэди не рискнула бы долезть до вершины.