Проповедник

– Вот так, – произнес Эрнст и поднял взгляд, чтобы насладиться ликованием народа. Все стояли в оцепенении, и, увидев вздымавшееся перед лицом Патрика черное облако, он понял, что снова поступил не слишком обдуманно.

Патрик по-прежнему дрожал от того, что чуть не застрелил Мартина, и ему приходилось сдерживаться, чтобы не обхватить руками тонкую шею Эрнста и медленно задушить его. С этим они разберутся позже. Сейчас важнее заняться Якобом.

Йоста достал наручники, подошел к Якобу и надел их ему на запястья. Вместе с Мартином они резко подняли Якоба на ноги и вопросительно посмотрели на Патрика.

– Отведите его обратно в Вестергорден, – велел Патрик двум полицейским из Уддеваллы. – Я скоро приду. Проследите за тем, чтобы персонал «Скорой» нашел сюда дорогу, и скажите им, чтобы взяли с собой носилки.

Они взяли Якоба и уже собрались уходить, но Патрик остановил их:

– Хотя подождите, я просто хочу посмотреть ему в глаза. Хочу увидеть, как выглядят глаза человека, способного совершить такое, – он кивнул на безжизненное тело Йенни.

Якоб встретился с ним взглядом без раскаяния, а с по-прежнему растерянным выражением.

– Разве это не странно, – посмотрев на Патрика, произнес он, – что Бог совершает чудо вчера вечером, чтобы меня спасти, а сегодня просто позволяет вам меня взять?

Патрик старался увидеть в его глазах, всерьез он это говорит или просто играет, чтобы попытаться спастись от последствий собственных поступков. Взгляд Якоба был ясный, как зеркало, и он понял, что смотрит прямо в безумие.

– Это не Бог, – все-таки сказал Патрик. – Это Эфраим. Ты прошел тест с кровью, поскольку Эфраим отдал тебе во время болезни свой костный мозг. Это означало, что ты получил его кровь, а вместе с ней и его ДНК. Поэтому твой анализ крови не совпал с образцом ДНК, который мы взяли с тех… остатков… которые ты оставил на Тане. Мы поняли это, только когда эксперты из лаборатории установили все ваши родственные отношения и твоя кровь показала, что ты, как ни странно, приходишься отцом Юханнесу и Габриэлю.

Якоб лишь кивнул. Потом мягко сказал:

– Но разве это не чудо, скажите? – С этим его повели через лес.

Мартин, Йоста и Патрик остались стоять возле тела Йенни. Эрнст поспешил удалиться вместе с полицейскими из Уддеваллы, чтобы, наверное, постараться в ближайшее время не показываться на глаза.

Всем троим хотелось бы иметь куртку, чтобы прикрыть девушку. Ее нагота казалась такой откровенной, такой унизительной. Они видели раны на ее теле. Раны, идентичные тем, что были у Тани. Вероятно, такие же, как были у Сив и Моны, когда они умирали.

Юханнес, несмотря на импульсивный характер, оказался человеком методичным. Его записная книжка показывала, как тщательно он записывал, какие наносил своим жертвам раны, чтобы затем попытаться их исцелить. Он планировал все, как ученый. Те же повреждения у обеих, в том же порядке. Возможно, чтобы для самого себя представлять это именно как научный эксперимент. Эксперимент, в котором они были несчастными, но необходимыми жертвами. Необходимыми для того, чтобы Бог вернул ему дар исцеления, которым он обладал в детстве. Дар, которого ему не хватало всю его взрослую жизнь и который стал совершенно необходимым для воскрешения, когда заболел его первенец Якоб.

Злополучное наследство, оставленное Эфраимом сыну и внуку. Фантазия Якоба тоже разыгралась благодаря рассказам Эфраима о том, как Габриэль и Юханнес в детстве исцеляли людей. Добавленные Эфраимом ради эффекта слова, что он видит дар и у внука, породили идеи, получившие подпитку в годы болезни, от которой Якоб чуть не умер. Потом он когда-то нашел записи Юханнеса и, судя по затрепанности страниц, раз за разом возвращался к ним. Злосчастное совпадение, что Таня появилась в Вестергордене с вопросом о матери в тот самый день, когда Якоб получил смертный приговор, привело наконец к тому, что они теперь стояли и смотрели на мертвую девушку.

Когда Якоб уронил ее, она упала на бок, и казалось, свернулась, приняв положение эмбриона. Мартин и Патрик с удивлением смотрели, как Йоста расстегивает свою рубашку с короткими рукавами. Выставив напоказ белую, как мел, безволосую грудь, он, не говоря ни слова, расстелил рубашку на Йенни и попытался максимально прикрыть ее наготу.

– Негоже стоять и пялиться на девочку, когда она лежит в чем мать родила, – пробурчал он и скрестил руки на груди, чтобы защититься от влаги, образовавшейся в тени деревьев.

Патрик опустился на колени и инстинктивно взял ее холодную руку в свою. Умерла она в одиночестве, но ей незачем ждать одной.

⁂

Через несколько дней основная шумиха улеглась. Патрик сидел напротив Мелльберга, мечтая, чтобы все осталось позади. Шеф потребовал полный разбор дела, и хотя Патрик знал причину – Мелльберг собирался годами бахвалиться своим участием в расследовании дела Хультов, – его это особенно не волновало. После того как он лично сообщил родителям Йенни о ее смерти, ему было трудно воспринимать славу или похвалу, связанные с расследованием, и он с легким сердцем передавал это Мелльбергу.