Странности последнего вавилонского царя породили достаточно обширную литературу. Наиболее древним произведением, посвященным загадочному добровольному изгнания Набонида, является его надпись на стелле, в 1958 году обнаруженной в Харране. В ней он повествует о том, что покинул Вавилон по указанию Сина, «царя богов», которому нечестивые вавилоняне не воздавали должного почитания. Возвращение в Вавилон Набонид связывает с завершением предначертанного Сином десятилетнего срока его пребывания в Аравии. В других дошедших до нас надписях Набонид ссылается на свои сны, в которых он общался с богами, дававшими ему указания о перестройке храмов и других мероприятиях. Критикам Набонида принадлежит другое произведение – «Вавилонский памфлет о Набониде», написанный вскоре после персидского завоевания и обвиняющий Набонида в нечестии и необоснованных претензиях на обладание божественной мудростью. Большинство исследователей полагают, что 2–5 главы книги Даниила стоят в конце древней традиции, повествовавшей о последнем вавилонском царе. Возведение огромной статуи, поклоняться которой принуждаются вавилоняне, конфликт с вавилонскими мудрецами, пророческие сны, присутствие царского сына Валтасара – все эти черты явно указывают именно на Набонида. Наиболее ярким примером отражения традиции вавилонских рассказов о Набониде в книге Даниила является повествование о сумасшествии Навуходоносора. В этом рассказе мы видим фольклорное отражение реальных событий – странности царя превращены в настоящее безумие, многолетнее пребывание в глухой и отдаленной Аравии – в жизнь вместе с дикими зверьми и фактическое превращение в животное. Очевидно, что эта традиция была известна вавилонским евреям, составлявшим значительную часть населения Вавилонии во времена Набонида, уже в период ее возникновения. Многие исследователи проводили эту связь еще в первой половине прошлого века[411]
. Она стала общепризнанной после обнаружения в Кумране т.н. «Молитвы Набонида» – текста, где фигурировало реальное имя последнего вавилонского царя и рассказывалась история, очень близкая к изложению книги Даниила (4Q242):Слова молитвы, которую произнес Набонид, царь зе[мли Вави] лонской, царь [великий, когда он был поражен] злой проказой по велению Бо[га Всевышне] го в Тейме.
[Злой проказой] я был поражен в течение семи лет и грехи мои отпустил ясновидец. Он был муж иудейский из [сынов изгнания, и он сказал мне]: Поведай и напиши об этом, чтобы воздать славу, вели[чие и почесть] имени Бо[га Всевышнего. И я написал так:
[Когда] поражен был я [злой] проказой в Тейме [по велению Бога Всевышнего], семь лет [я] молился богам из серебра и золота, [меди и железа], дерева, камня и глины, потому что [я думал], что боги они…[412]
Многие элементы этого текста – семилетнее изгнание вавилонского царя в отдаленную местность, его болезнь, присутствие иудейского мужа-ясновидца, обращение царя к монотеизму имеют явные параллели с историей безумия Навуходоносора, изложенной в книге Даниила. В то же время мы находим в этом рассказе подлинное имя последнего вавилонского царя и указание на историческое место его добровольного изгнания – Тейму. Сложно сомневаться в том, что рассказ о безумии Навуходоносора является еще одним вариантом этого сюжета. Тем не менее прямая литературная связь между кумранской Молитвой Набонида и книгой Даниила представляется маловероятной – несмотря на перечисленные параллели сюжет обоих повествований достаточно сильно отличается (в книге Даниила в отличие от Молитвы Набонида Даниил не играет никакой роли в возвращении царя в нормальное состояние; Молитва Набонида говорит о болезни царя, а не о его обращении в животное и т.п.). По мнению М. Хенце харранская надпись Набонида, Молитва Набонида и книга Даниила разделяют общую линию повествования – царь по Божественному указанию оставляет столицу на определенный срок из-за грехов (чужих или своих), пребывает в пустынной местности, а затем благополучно возвращается на трон[413]
. Он полагает, что подобная связь между текстами могла возникнуть в том случае, если они были порождены фольклорной традицией, бытовавшей в Вавилоне еще во времена Набонида. Несколько иначе историю указанной традиции рассматривает К. Нью-сом – по ее мнению, еврейские повествования о Набониде могут непосредственно восходить к его харранской надписи, сделанной после возвращения из Аравии[414]. Надпись Набонида также представляет собой обращение, сделанное от первого лица, и вполне вероятно, что она была доведена до вавилонской аудитории путем публичного прочтения, что обусловило знакомство с ней еврейской общины Вавилонии. Структура харранской надписи действительно имеет ряд общих черт с повествованием Дан 4, однако серьезное переосмысление повествования, герой которого оказывается не только провидцем, но и грешником, обреченным на изгнание в пустыню, предполагает влияние на него не только харранской надписи, но и традиций, направленных против Набонида и культивировавшихся вавилонским жречеством.