Пророчество о пчелах

– При первой встрече с королевой Екатериной Медичи Нострадамус сказал, что предвидит разнообразные напасти, но не осмеливается о них писать из страха быть неверно понятым или оказать дурное влияние.

– Должно быть, он столкнулся с той же дилеммой, что и тамплиеры, – вставляет Рене. – Рассказывая о будущем, ты его изменяешь.

– Если я правильно поняла, – вмешивается Оделия, – все, в чьи руки попадало «Пророчество о пчелах», приходили к выводу, что его необходимо сохранить. Нельзя ли предположить, что кто-то из вас троих… побывал Нострадамусом?

Рене это предположение отвергает:

– В одном из экспериментов с регрессией я собрал все свои инкарнации в одной комнате. Там как будто не было никого, похожего на Нострадамуса или на другого носителя этого имени.

Александр и Мелисса тоже не припомнят своих выступлений в этой роли. Рене предлагает объяснение:

– Вообще-то, вероятность того, что какая-то из твоих прежних инкарнаций окажется знаменитостью, близка к нулю. Большинство наших прежних персонажей – это, по логике вещей, анонимы. Имена Сальвена де Бьенна и Гаспара Юмеля, основателей ордена тамплиеров – и те забыты. Из этого следует, что нам пристало соблюдать скромность.

Видя, что Оделия удивлена их уверенностью, Александр добавляет:

– Такие вещи чувствуешь интуитивно. Лишь только зашла речь о существовании Клотильды, я почувствовал, что был ею.

– Даже если никто из нас не был Нострадамусом, – продолжает Рене, – мы относились к людям из его окружения. Недаром говорят о «родственных душах»! Может быть, мы состояли с ним в родстве, принадлежали к его друзьям, о которых он не упоминал, к кругу его знакомых, о которых вообще ничего не известно. Может, один из нас был его коллегой с доступом к зашифрованной книге и расшифровал ее для него при помощи каббалистического ключа… Скажем, кто-то в еврейской общине Авиньона, вернувшийся в графство Прованс после изгнания евреев из Испании.

Александр напоминает:

– У Нострадамуса был соперник, некий Козимо Руджери, официальный астролог королевы Екатерины Медичи до ее знакомства с Нострадамусом. Он прибегал к страшноватым приемам: утверждал, будто постигает будущее не по куриным потрохам и не по вскрытым жабам, а по внутренностям мальчиков, которых для него похищали и которых он сам приносил в жертву…

У ужинающих на время пропадает аппетит.

– Янь приводит к проявлению Инь, – высказывается Менелик. – Любое приложение какой-либо силы вызывает противодействие, движение в противоположную сторону.

– Разве нельзя представить, – гнет свое Александр, – некое сближение между египетскими жрецами Атона, первыми иудеями, царем Соломоном, архитектором Хирамом, Пифагором, Аристотелем, тамплиерами, Нострадамусом? Вместе они образуют некий эгрегор…

– А им противостоят, – подхватывает Рене, – жрецы Амона, филистимляне, вавилонский царь Навуходоносор, троица подлых убийц Хирама, убийцы Пифагора, судьи Сократа, римский император Нерон, император Тит, рыцари Тевтонского ордена, астролог Козимо Руджери…

– Дело не исчерпывается этими двумя эгрегорами, – итожит Александр. – Наше внимание привлекают они из-за их связи с «Пророчеством о пчелах». Но наверняка есть другие эгрегоры, так же соперничающие на всех континентах. Вражда турок и армян, англичан и ирландцев, сербов и хорватов, японцев и китайцев, суннитов и шиитов, индусов и пакистанцев. И так далее.

– Что дальше? – спрашивает Оделия, все сильнее увлекаясь. – Прошу, продолжите рассуждение о Нострадамусе. У него был, дескать, доступ к нашему пророчеству? Что вообще известно об этом пророке?

– Он предрек Варфоломееву ночь, избиение протестантов в 1572 году.

– Хоть в чем-то виноваты не мы… – бормочет Менелик.

– После этой бойни, – рассказывает Александр, – Екатерина Медичи лезет из кожи вон, чтобы подольститься к католикам. Вернувшихся во Францию евреев опять изгоняют: фанатики из числа католиков подозревают их в сочувствии к протестантам.

– Но в Испанию евреям больше нет хода! – напоминает Оделия. – Куда же им податься? Куда попадет наше зашифрованное каббалистами пророчество?

Александр показывает на большую карту мира.

– Многие побегут вместе с протестантами на север Европы, в Соединенные Провинции – нынешнюю Голландию. Там их хорошо примут, и они поспособствуют экономическому, культурному и финансовому подъему этой молодой нации. Философ Спиноза принадлежал к еврейской общине Амстердама.

Александр указывает на еще одну страну на карте.

– Другое направление бегства – Венеция, но там евреев принудят селиться в отдельном квартале, на острове, где нет церквей, за высокими стенами с запираемыми на ночь воротами, – «гетто». От этого венецианского понятия произошло это зловещее слово.

– А еще они отправятся в Северную Африку, – говорит Менелик, – в частности, в Марокко и в Тунис. В Грецию, а именно в Салоники, где разовьют торговлю шерстью. В Турцию, где появится цветущая еврейская община. А также в страну Израиля…

– В Оттоманскую империю? – уточняет Мелисса.