— Подойдите ко мне, супруг мой, — произнесла Императрица, повернувшись в сторону Онхонто.
Тот встал из-за стола и медленно приблизился к ней, мягким жестом отстранив от себя прислужников, попытавшихся подобрать полы его одежды.
— Итак, я проявляю высочайшее милосердие, — продолжила Императрица, разворачивая тот предмет, который поднесла ей Иннин. Лезвие длинного меча ярко сверкнуло в лучах полуденного солнца, и Хайнэ похолодел ещё до того, как понял, что произойдёт дальше. — И состоит оно в том, что вы примете смерть не от рук палачей, а от руки высочайшей особы, не побоявшейся выпачкать руки в вашей крови. Дар же мой заключается в том, что перед смертью вам дозволено будет увидеть зрелище, которое, несомненно, избавит вас от страданий, боли и страха. Вы увидите лицо моего супруга, чья красота, как говорят, превосходит всё существующее в этом мире и воистину может быть названа божественной!
С этими словами она повернулась к Онхонто, сорвала с него маску и отшвырнула её прочь.
— Несомненно, созерцание подобной красоты стоит того, чтобы пожертвовать ради этого целой жизнью, — проговорила Таик с каким-то тихим и мрачным удовлетворением, сжав обеими руками меч и отойдя чуть влево. — Пусть эта мысль утешает вас, если вы считаете себя ни в чём не виноватым.
Сила удара, которым она снесла голову осуждённого с его плеч, была велика.
Кровь фонтаном хлынула из обрубленной шеи и брызнула на лицо и одежду Онхонто.
Тот не шевельнулся.
— Возвращайтесь к столу, супруг мой, — проговорила Таик, не глядя на него. — Отведайте кушанья. Этот человек был первым, и он удостоился высочайшей чести созерцать ваше лицо вблизи. Остальным придётся довольствоваться, глядя на вас во главе стола. Но я считаю, что это всё равно величайшая награда.
На лице её появилась жутковатая, демоническая усмешка; лицо Онхонто, залитое кровью, было бледным, однако спокойным.
Кто-то из прислужников протянул ему платок, но он покачал головой.
— Благодарю вас, не стоит, — проговорил он тихо и вернулся к столу.
Хайнэ хотелось рыдать от боли и ярости, глядя на него — а ещё больше вскочить на ноги, выхватить из рук Таик меч и снести голову ей самой.
Но он не сделал ничего.
На помост вытолкнули другого человека.
— О
«Она унизила и оскорбила самого дорогого для меня человека, — думал Хайнэ, не помня себя. — Она заставила его испытать боль. А я сейчас буду пить вино в её честь?! Пусть отрубит голову и мне тоже».
Его трясло.
Он попытался подняться на ноги, но в этот момент Астанико, сидевший слева от него, жёстко схватил его за запястье и рванул вниз.
— Не будьте идиотом, Хайнэ, — зашипел он ему на ухо. — Думаете, это что-то изменит или исправит то, что уже произошло? Хотите, чтобы вдобавок к крови того крестьянина, на лице Онхонто была и ваша кровь тоже?
Хайнэ чувствовал бессилие и отчаяние.
Подчинившись, он прожевал ломтик фрукта, с трудом глотая куски, и сестра Астанико, удовлетворённо кивнув, перешла к другому гостю.
На помосте продолжались казни, но Хайнэ не поднимал глаз от тарелки; он пытался заставить себя посмотреть на Онхонто — и не мог.
В голове у него вертелось воспоминание о том, как самое прекрасное на свете существо появилось в квартале актёров.
Тогда это показалось ему неправильным, оскорбительным для Онхонто — но это не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило теперь.
Наконец, Хайнэ сделал над собой усилие и, приподняв голову, увидел, что Онхонто смотрит на помост, не отрывая от него взгляда.
— Нет, — вырвалось у него сдавленное, беспомощное восклицание. — Я умоляю вас, не смотрите…
Онхонто повернулся к нему.
Глаза его были наполнены чем-то непривычным — чем-то, что приоткрыло для Хайнэ новую грань мира, хотя он и не смог понять, какую именно.
— Что же, вы думать, что я настолько слаб и не выдержать зрелище казни? — спросил Онхонто тихо. — Я понимать, что не мочь ничего сделать, но я, по крайней мере, не стану отводить взгляд. Особенно если понимать, что это во многом есть моя вина.
«Не ваша!» — хотел было возразить Хайнэ, но промолчал.
Слова эти потрясли его и отрезвили от восторгов, которыми сопровождалось его отношение к Онхонто с первого момента знакомства.
«Он — что-то, гораздо большее, чем то, что я видел в нём, — подумал Хайнэ в растерянности. — Не просто самое красивое на свете существо, которое хочется окружать такой же красотой. Он гораздо сильнее, чем я о нём думал».
Несколько минут он собирался с мыслями, а потом всё же заговорил.