Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ)

Какая-то часть души Хайнэ, прекрасно понимавшая, что у Хатори не бывает такого лица просто так, чуть не разорвалась от жалости, но другая часть, по-прежнему ненавидевшая всех и вся, взяла верх.

«Вот теперь-то я и отомщу, — спокойно и насмешливо сказала эта часть, приготовляясь одновременно к убийству и к самоубийству. — Теперь, когда он уязвим и слаб. Другого такого момента не будет».

— Да ладно тебе, Хатори, — проговорил Хайнэ, тяжело дыша. — Что ты можешь понимать в моих стихотворениях? Что ты можешь понимать в любви? Ты обладаешь инстинктом привязываться и жертвовать собой за хозяина, как верный пёс. За это пса, конечно, любят, но кому придёт в голову читать собаке стихи? Не смеши меня.

Он сказал это и содрогнулся всем телом — как будто сам себе нанёс удар.

В комнате повисло молчание; время для Хайнэ остановилось.

Хатори смотрел ему в лицо, и взгляд его тёмно-алых глаз был невидящим и тяжёлым.

— Понятия не имею, за что ты на меня злишься, Хайнэ, — наконец, ровно проговорил он. — Но это ты зря сказал.

«Это точно, Хатори, зря, — подумал Хайнэ как-то отстранённо. — Знаешь, я сам не понимаю, почему Милосердный не убил меня в тот момент, когда я это произнёс? Я бы на его месте — убил…»

Вместо прежней злобы по всему телу разливалась какая-то лёгкость, как перед обмороком, но он оставался в полном сознании.

— Хватит, — сказал Хатори, поднимаясь на ноги. — Идите к демонам. Оба.

И Хайнэ вдруг увидел такое выражение на его лице, какое видел лишь однажды  — во время казни на площади Нижнего Города, когда брат единственный раз в жизни поднял на него руку.

Равнодушное, невозмутимое лицо, ледяной пронзительный взгляд.

Хайнэ преодолел разлившуюся в теле слабость.

— Сам к ним иди! — заорал он. — Убирайся туда, откуда пришёл!

Хатори вдруг замер на месте.

— Ты сам понимаешь, что сейчас делаешь, Хайнэ? — осведомился он. — Я не вернусь к тебе. Никогда.

Хайнэ понимал.

— Вот и прекрасно! — закричал он ещё громче. — Пошёл вон! Я не хочу тебя видеть, до конца жизни не хочу! Уберись, избавь меня от проклятого чувства вины, которое только и заставило меня вернуться к тебе из дворца, оставив там единственного человека, который имеет для меня значение!

— Возвращайся к своему единственному человеку, — бросил Хатори, развернувшись. — Да и вообще, делай что хочешь. Мне на тебя плевать. С сегодняшнего дня и навсегда.

«Это конец», — промелькнуло у Хайнэ.

Почти неосознанно он бросился к своему столику и, схватив с него мраморную подставку для бумаги, со всей силы запустил её в Хатори, целясь в висок.

«Убить, сначала его, потом себя…» — пронеслось в голове.

Но Хатори был ловок и уклонился. В пару стремительных шагов он преодолел расстояние, разделявшее его с Хайнэ, и, схватив его за руку, с нечеловеческой силой сдавил её.

Запястье хрустнуло.

«Убей…» — взмолился Хайнэ взглядом.

Хатори поглядел на него с полминуты, а потом презрительно искривил губы и отшвырнул его от себя на постель.

В этот момент дверь распахнулась — на пороге появились испуганные криками и шумом Ниси и слуги.

— Я ухожу из этого дома, — бросил в их сторону Хатори. — Простите, госпожа.

— Как это уходишь?! — вскричала та, но Хайнэ перебил её.

— Пусть уходит, мама! Пусть убирается! Если ты сейчас остановишь его, то, клянусь, я убью себя! Убью, слышишь?!

Мать в ужасе приоткрыла рот.

Хатори поклонился и, не посмотрев в сторону Хайнэ больше ни разу, стремительно вышел из комнаты.

— Хайнэ… — начала было мать, но тот затрясся.

— Уйди, мама! — закричал он, обхватив голову руками и раскачиваясь, как помешанный. — Уйди, оставь меня одного, или я не знаю, что сейчас будет!..

Его желание исполнили, видимо, решив, что спорить с сумасшедшим — хуже.

Хайнэ бросился на пол и взвыл.

Но это был ещё не конец.

Когда через какое-то время у него кончились силы кричать и рыдать, и он застыл, уставившись в одну точку, двери распахнулись, и на пороге появилась Иннин с белым лицом.

— Хайнэ, ты… — начала она,  но он её перебил так же, как и мать.

— А это всё, что тебе было нужно, — проговорил он отрывисто. — Постель. Так же, как и всем. Ты такая же, как все. Прикрывалась желанием стать жрицей, клятвами, высокими целями, но на деле всё это пустые отговорки для себя самой. Правда ведь, да?

Лицо сестры застыло, и Хайнэ понял, что милосердна она не будет — так же, как не был милосерден он сам.

— Ты это про меня говоришь, Хайнэ? — спросила она ледяным тоном. — Уверен? Или, может быть, про себя? А, Энсенте Халия? Так что ты там сказал про взаимосвязь религии, высоких целей и постели?

Хайнэ застыл, как громом поражённый.

«Хатори… и это ей сказал?.. — подумал он, едва видя что-либо перед собой. — Сказал ей, что я — Энсенте Халия?.. Ну тогда… тогда к демонам, ничего не жалко. Я был прав. Он предатель».

Иннин исчезла, с силой хлопнув дверями.

Хайнэ с трудом добрался до постели и рухнул на неё ничком.