Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ)

«Наверное, я хотела этого, — с тоской и печалью думала она, положив руки на живот. — Точнее, хотела узнать, произойдёт это или не произойдёт. Хотела, чтобы судьба сама решила за меня этот вопрос. И вот она его решила, но это, по иронии, произошло уже после того, как я сама приняла совершенно противоположное решение. Великая Богиня, как глупо».

Первые несколько дней, убедившись в своих подозрениях, Иннин молчала, пребывая в глубоко подавленном состоянии. Потом однажды встала с постели и решительно отправилась в покои Даран.

Возможности скрывать своё положение до самого конца она не видела, вариант тайно прервать беременность отвергла с самого начала. Единственное, что ей оставалось — это рассказать обо всём наставнице.

Впрочем, возможно, было и ещё одно объяснение, помимо безвыходности сложившейся ситуации — ей просто было страшно и плохо, и хотелось поделиться своими чувствами с единственным более-менее близким человеком во дворце, но об этом Иннин не хотелось даже думать.

Она шла, сильно выпрямив спину и стараясь стереть со своего лица малейшие следы чувства вины — гордая в своём унижении, беспечная в своём поражении.

— Проходи, — равнодушно ответила Даран, не отрываясь от бумаг за своим столом. — Мне сказали, что ты плохо себя чувствуешь. Разрешаю тебе несколько дней не исполнять свои обязанности.

Иннин отвернулась к окну, положив слегка дрожавшую руку на низкий лакированный шкаф из чёрного дерева.

— Нет, я не плохо себя чувствую, — ответила она ровным голосом. — Просто я беременна.

В комнате повисла тишина; шуршание бумаг прекратилось.

Потом Иннин услышала шелест ткани.

Она собрала в себе всё самообладание, которое было возможно, и даже не повернулась в сторону Даран, продолжая спокойно наблюдать через окно за танцем снежинок, взметнутых с подоконника порывом ветра.

Единственное, что было ей неподвластно — это стук собственного сердца, и оставалось надеяться, что на самом деле этот звук не настолько громок, каким он казался, отдаваясь в ушах.

Но потом произошло то, чего Иннин никак не могла ожидать.

Сильнейший удар сбил её с ног, и она повалилась на пол, потрясённая, ошеломлённая.

Как Иннин ни старалась владеть собой, слёзы хлынули из её глаз так же легко и самопроизвольно, как хлынула кровь из разбитой губы, по которой пришёлся удар. Никогда ещё Даран не приходило в голову её ударить. Унизить, осмеять, растоптать морально — это да. Но вот так? Врезать кулаком и сбить с ног, как делает мать какого-нибудь бедняцкого семейства с нахамившими ей детьми?

И обозвала её Даран таким словом, какое может позволить себе только вульгарная, грубая женщина из простонародья.

Иннин молча рыдала, но внутри поднималась знакомая волна негодования, возмущения, протеста.

— Ты это сделала назло мне? — наконец, проговорила Даран спокойным голосом, глядя на неё сверху вниз.

Иннин подняла голову и нарочито медленно вытерла кровь с лица, не отрывая от лица наставницы горевшего холодным огнём взгляда.

— Да, — выдавила она, стиснув зубы. — Вы что, до сих пор не поняли? Всё, что я делаю — назло вам. Захотите, чтобы я жила, я убью себя. Захотите, чтобы умерла — буду цепляться за жизнь, наплевав на честь и гордость. Прикажете мне убить моего ребёнка — я, скорее, убью вас. Захотите, чтобы он остался жив — я первым же делом от него избавлюсь. Вам ясно? Я ненавижу вас. Я живу, чтобы быть воплощением этой ненависти, которая проросла во мне с детства. Я не знаю, почему это так, но я никогда не ненавидела никого так, как вас.

Несколько минут Даран не отрывала от неё взгляда, но взгляд этот постепенно менялся и, в конце концов, стал чуть ли не мягким.

Тогда Верховная Жрица отвернулась.

— Хорошо, — сказала она. — Уходи. Живи счастливо со своим возлюбленным и роди ему ребёнка. Ты победила, а я проиграла. Этого ты добивалась?

Иннин поднялась на ноги, цепляясь за ножку шкафа и совсем не чувствуя себя победившей.

— Я не дам тебе разрешения на брак с Хатори Саньей, — продолжила Даран. — Это было бы уж слишком. В конце концов, тебе всё равно необходимо постоянно с кем-то или с чем-то бороться. Если не дать тебе такой возможности, ты обратишь это желание на своего мужа, ребёнка или, в конце концов, на самое себя. Так что будешь бороться с отношением общества, которое никогда не признает сожительство бывшей жрицы с собственным братом, пускай и неродным, чем-то нормальным, а их ребёнка — законным наследником семьи Санья. Будешь ненавидеть общество с его лицемерной моралью так, как ненавидишь сейчас меня. Прощай и будь счастлива.

Иннин тяжело дышала; грудь её часто вздымалась.

— Я порвала с Хатори, — наконец, объявила она глухим голосом. — Я не вернусь к нему и не стану с ним жить.

— Почему? — осведомилась Даран.

— Потому что я… не люблю его.

На лице Верховной Жрицы появилась какая-то кривая и в то же время горькая усмешка.

— Любишь, — сказала она.

Иннин вскинула голову.

— Вы же сами убеждали меня, что это не любовь! — закричала она. — Вы убеждали меня в том, что мне всего лишь хорошо с ним, потому что он ублажил меня в постели! Как вы смеете теперь говорить обратное?!