В этом находят отражение две идеи, тесно связанные с романом Стендаля. Первая – это теория «миметического желания», которая описывает динамику отношений Матильды и Жюльена. Сначала он не проявляет к ней особого интереса. Затем узнает, что она променяла его на своих благородных любовников. В нем сразу вспыхивает желание. Ей самой он тоже не слишком интересен. Но стоит ей узнать, что Жюльен проявляет интерес к другой женщине, вдове, и состоит с ней в переписке, как он становится чрезвычайно желанным. Вторая идея более знакома: мы все порой оказываемся в ситуации, когда влюбляемся в саму мысль о влюбленности. Жюльен, несомненно, страдает от этого.
Теперь я хочу поговорить о Стендале, а не о выдуманном Жюльене. Биографы часто описывают Стендаля как человека, который хотел посвятить свою жизнь погоне за счастьем, но столкнулся с реальностью повседневности. (Эй! Это очень похоже на меня.) Его настоящее имя – Мари-Анри Бейль, но ему нравилось использовать псевдонимы. Когда я говорю «нравилось», я зрю в корень. Такова традиция французской литературы: у Вольтера было 175 псевдонимов. Стендаль называл себя Корнишон, Уильям Крокодил, Анри-Кларенс Банти, Октавиан-Анри Фер-Монфор, Монсиго и маркиз де Курзей. По оценкам, он использовал более трехсот разных имен, причем в собственной автобиографии называл себя то Анри Бруларом, то Домиником, то Стендалем. Повторяю: это была автобиография, и ни одно из перечисленных имен ему не принадлежит. Поймите правильно, я не против переосмысления себя, но складывается впечатление, что Стендаль уж слишком остро отреагировал на то, что родители запихнули ему в имя еще и имя какой-то девчонки. На мой взгляд, лучший из его псевдонимов – Луи-Александр-Сезар Бомбе. Таким именем представляться, разве что когда напьешься в стельку…
Эта необычная привычка Стендаля к смене имен привела в 2004 году к публикации научной статьи Ральфа Скулкрафта с чудесным названием «Бейль об авторских правах: Стендаль и псевдонимы»[43]
. (Мне хочется думать, что тому, кто придумал такое, потом дали выходной.) Скулкрафт отмечает, что Стендаль впервые использовал псевдоним в одиннадцать лет: он подписал письмо к своему дедушке именем священника, возглавлявшего молодежный ополченческий батальон, куда юный Стендаль хотел вступить. Мне кажется, однако, что это был не столько псевдоним, сколько не самая удачная попытка ребенка сбежать с физкультуры, подделав записку от родителей.Что еще мы знаем об этом человеке, который, судя по его портрету, носил такие прическу и бороду, что казалось, будто его лицо охвачено кольцом из волос? По утверждению переводчика Роджера Гарда, Стендаль был весьма остроумен и носил парик. Кроме того, у него были очень четкие представления о чтении, поэтому он точно не одобрил бы пересказов, собранных в этой книге. Стендаль приравнивал спойлеры к краже, считая, что у читателя крадут сам опыт чтения. (В этом он прав: впервые книгу можно прочитать только один раз. При перечитывании она всегда воспринимается иначе, потому что вы уже знаете сюжет.) Стендаль явно был харизматичным человеком и изучал харизму окружающих. Это похоже на то, как некоторые из нас мечтают стать такими интересными и модными, чтобы в глубине души считать себя французами, Стендаль хотел быть итальянцем. Он мечтал, чтобы на его могильном камне написали: «
В пользу Стендаля говорит тот факт, что он, похоже, понимал взаимоотношения мужчин и женщин, и Симона де Бовуар даже хвалила его за созданные им женские образы. Несмотря на мое разочарование в Жюльене, много лет спустя я поняла, что представляла его, пожалуй, как молодого Ричарда Гира (а может, Алена Делона), и это вполне обоснованно, поскольку в сценарии «Американского жиголо»[44]
есть отсылка к