Прощай, Сколопендра!

И я — над бездной. Замерз посреди лета! Кутаюсь в собственные локти. Рубашка — ледяная; я сам — как тот заяц в «ледяной избушке». Или — тот, до которого никогда не дотянется теплая мамкина лапа из-за бушприта…

Я вдруг подумал, что я — умираю. Вернее — мне понравилась сама мысль, что я так подумал. Вот разлечусь я на атомы (и прочие элементарные частицы!) и буду жужжать у кого-нибудь над ухом: «Живи, гад, живи… — только не думай, что я твое место в очереди занял… Я просто из своего выпал. Совершенно случайно, между прочим».)

Что-то тут меня зацепило… Недосказанная мысль, наверно, хуже не долеченной болячки, да?..О чем я думал, ЛЮ-Ю-ЮДИ, о чем — вот сейчас… О смерти? Ну да, о смерти. Книги бубнят, что герои перед смертью глядят в небо. А что там увидишь? Грешил-то на земле… Вот там и нужно договариваться прощении (а небо крышует только святых). И потом: у каждого — свое небо; вот у меня сейчас — с кулачок: ну — как найти там, в крошечном просвете, это созвездие: ДЕВУ?.. (вообще-то своим «алкам-виртуалкам» я представляюсь Скорпионом: солиднее как-то…).

Нет ее, нет! (Все девы — пропащие…И эта — туда же!)

Я уже собирался бросить бессмысленное занятие, как вдруг створы туч отворились, обнажив покатый экран, бликующий молниями помех — и две звезды явились разом. Они спокойно и редко мерцали, словно переговариваясь о своем. Будто две сестры, взявшись за руки, они — как по пандусу! спускались в Каламитскую бухту. И когда от их света резко вспыхнул курсор собора, я уже знал: за кем они явились…

И тут я завопил!.. «Буца-ай!», кричал я в нижнюю темноту. «Тиму-ур!»… «Катька а!» — а вот это был совсем лишнее.

Сегодня в полночь — я должен быть секундантом! Он же меня предупреждал, мой насекомец. Он же мне говорил: «На тебя, царь Данька, вся надежда…».

Вот и все! Прощай, «сократка»! Прощайте, Регалии…

И я снова завопил, стуча одеревеневшим кулаком по этим идиотским перилам.

Но вместо Буцая пришел он: попечитель городских удовольствий. Хозяин. Босс. Пахан…

Он вырос внезапно, что-то дожевывая на ходу (из прихваченного за столом). Он был высок очень: возвышался даже над трамплином.

— Вопрос жизни и смерти! — Бросил я в жующую пасть. — Срочно в город!

— А я — таксист, — чуть не подавился он. — Прыгай… Успеем!

— Меня ждут… — Я, как психованный, забил ладошами в такт истерике. — Если я сейчас не вернусь…

— А задание выполнил, двоечник? — Спросил он строго. — Я задавал домашнее задание.

Я поднял руки, чтобы уцепиться за решетку — и холод ударил ножом под ребра.

— Чудак… — Усмехнулся он совсем по-доброму. — ЛЕГО-СЕМЬЯ — отныне твой приют. Станешь полноценным человеком: во всю…длину. К делу пристрою; в люди…вывезу. Чего еще надо?

— Меня ЖДУТ. Пожалуйста…дяденька… (Вот этого я и сам не ожидал от себя!).

— Ну — и кто тебя ждет, манигрошек? — Он весьма специфично покрутил пальцами: будто дверь открывал.

Я молчал, подавленный — и его «отеческим» тоном и, главное! полной, абсолютной беспомощностью…А в голове вдруг стало наезжать на мозги: россыпью, накатом, каким-то запредельным криком: «Не бросай меня, Данька! Не бросай…Пусть я легкий как перышко — но даже соринка может спасти чью-то жизнь: если она попала в глаз снайперу.»

— Ну что, малыш…Давай! Где он?

Вот и кончились все сказки о «нашей дружной семье особенных деток». Ему просто был нужен ключ. Ключ от моего дома. Где Машка живет. Где Машка ждет.

— Тут! — Указал я на запертый у самого сердца карманчик.

Под его негнущимся взглядом я стал рыться в своем хозяйстве …а его ладонь свернулась удавчиком, ожидая подношения.

Я погремел ключами навзрыд — и почти без размаху, с лета — запустил их за борт по низкой дуге. Он еще пытался «поймать» их взором (а они зацепились за спасательный круг!) — но все-равно глухо брякнули — и исчезли.

А жадному «удавчику» я скормил другое животное.

И стало тихо.

Совсем тихо. Как над обрывом: и без всяких идиотских колосьев.

— Что это?

— Не «что», а — «кто»…Это — Мелания Сидоровна.

Его рука раскрутилась — и змеей обвила мою шею.

— Я — добрый, помнишь? Я избавлю от балласта всю твою семью…

И он так скрутил несчастную поросюшку, что она завизжала на всю Каламитскую бухту: «Вы хам, сударь…Ха — ха — хам!»

…А следом я рухнул в холодную воду.

Задержка дыхания

Ее было много: много большой холодной воды. И она была плотная: можно разгребать руками. Она забурлила — и потащила меня за собой… Я выдохнул все — и остался ни с чем. На сумасшедшем подводном брассе я тащил свою обузу: бесполезные ноги.

Когда я вынырнул, смутная громадина уже удалялась; еще я успел разглядеть, как две фигуры в тусклом адовом свете перебросили через борт мое кресло.

Теперь у меня не было хозяина. Я остался один.