— Формула Братской Клятвы! — Шепнул из-за спин командир встречавшего нас караула. — Помните?..
И все замерли. Все ждали.
И я выдавил заученное в дороге: «МОИ КРЫЛЬЯ — ТВОИ КРЫЛЬЯ»
Облегченный вздох вырвался у Тэтти-Гона. Но на него никто не смотрел: все уставились на деревянную личину.
…Выдолбленные очи (залитые мазутом, нефтью?) — заблестели, задвигались, ожили…Она глядела на меня, эта маска! Она — глядела… И в этом взгляде тихо мерцали давно отгоревшие страсти.
— ПРЕДОК — согласен! — Закивали хранители. И, как только они это произнесли — амбразуры очей заново умерли, окаменели и заплыли вечным мраком.
А новоутвержденный Верховный Воспитатель уже был готов к великой цели; согнув под острым углом голенастую конечность, он по-рыцарски встал на «одно колено», подставил Голиафу свою покорную овальную голову; еще он предусмотрительно забросил за спину усики-антенны.
И они подходили к нему по очереди:
Жук-Носорог торжественно препоясал его
Жук-Олень вручил красивую обувную коробку;
Хозяйственный Скарабей передал (из лапы в лапу) —
И, наконец, могучий Голиаф возложил ему на темя шляпу-«четырехзубку» (похожую на гигантский лист клевера). Как я понял, это и была та самая «сократка»: квадратный академический головной убор зеленого цвета — с каким-то странным букетиком вместо кисточки.
(Позже я рассмотрел это
Не то, чтобы для взрослой руки, но — для того мира, который и сам невелик.
(Самое главное: сделано с любовью…)
Перемотка сознания
Мы вернулись в город при полной луне, в сопровождении «крылатой пехоты». На прощание начальник караула — наш добрый старый
Шторы от ветра колыхались надутыми парусами. (Значит, Машки нет дома: нянчится со своим героем…). И площадка была пустынна.
Дома гулял сквозняк… Все кончилось…Я сидел в своем кресле, а он — беззаботный! скакал по нарисованным кнопкам давно выцветшей панели. Он, Главный Воспитала, был готов к завершению своей миссии.
Он так и сказал: «Миссия окончена… Я — готов! Еще один день; еще одна ночь…Два корабля: для эскорта — неплохо!»
Плохо было — мне. Весь обратный путь я
— Кто твой помощник, Тэтти-Гон? — напомнил я ему.
Молча он вздрогнул.
— Я — пригожусь… Я могу быть хорошим надзирателем. Особенно — если у меня будет плеть.
Он опасливо отпрыгнул:
«Розги — это не цель… Если воспитатель берется за плеть — воспитывать надо самого воспитателя.»
Я ждал…Тогда он добавил со вздохом: «Пойми сам: я не могу тебя взять…»
И тогда я все понял. Он
Опять обманут…Сначала — дядей Жорой, таскавшим меня на руках по окрестным бабкам («…вот этой травнице верю: скоро поскачешь, Козленок!»); потом — эти пронумерованные мной самим отцематери, сиречь — Родители, спустившие столько бабла на приехавших отдохнуть профессоров и академиков); потом — эта полоумная Седая Дама, кормившая меня россказнями о «чудесах на финише»…
Даже — Леха, мой друг — и тот
И с кем я тогда остаюсь?.. Если меня даже надсмотрщиком не берут на другую планету.
ЛЮ-Ю-ДИ, куда, в какую щель забиться, если все рушится?..
А пока я был в своем кресле. Сам дурак — доверился жалкому насекомцу, повернутому на свей шляпе. И я грохнул кулаком по табличке «Осторожно: метеориты!..». Так грохнул, что «мой начальник» — подпрыгнул. И еще — после всего этого, заявил назидательным тоном:» Когда рушатся скалы, самое главное — не КУДА бежать, а к КОМУ…».
Вошел в процесс, называется.
А я понял, что пора стать взрослым. Сразу — и навсегда! И Родителям радостно будет, да и всем
Чтобы узнать ночные новости, я решил дождаться утра. Так я и задремал, уложив голову на привычный левый локоть, а левый локоть — на еще более истертый «главный рычаг» на обреченной панели. И снилось мне, что я лечу к звездам — и ни одна не хочет меня принять! Как сговорились…И только одна — маленькая, плюгавая такая планета сказала:» Возвращайся туда, где был: если там не нужен — нигде не ждут…».