Прощай, Сколопендра!

— Эта пещера — наш последний алтарь, — Тэтти взмахнул крылом, предлагая вернуться. — Сейчас здесь приносят клятвы все те, кто «взлетает» на высокие должности. Клятвы принсятся на гробнице регента Новой колонии, погибшего здесь, но завещавшего нам путь в галактику «Мотылек». Там наш мир. Совсем не похожий на ваш…

— А эти…поработители, — сказал я, стараясь не отставать от его голенастых шагов, — они куда делись?

— Никуда не делись! И вашу планету без устали терроризируют и на наш Цветущий Луг посягают… Ничему у своих порабощенных — не научились! Усы стали короче, а желудок — шире… Одним словом — саранча!

Тяжело переваливаясь, к нам спешил старый знакомый: жук-могильщик. Его галстук-«бабочка» сбился на сторону. Он пыхтел, подманивая нас к себе мохнатой лапой.

А Тэтти вдруг застыл: прямо-таки окаменел — словно памятник самому себе.

И тут до меня дошло: он попросту боится! Ну — как земной пацан строгих учителей — или там директора в школе.

— Давай, Гошка! Я — с тобой!..

В центре пещеры уже возвышалось надгробие, прикрытое гранитной плитой. За плитой молча громоздились четыре сумрачных создания угрожающего вида. Выправка у них была человечья, но взгляды — злобные.

— Жук-Олень, Жук-Носорог, Жук — Голиаф и — казначей Скарабей в придачу, — упавшим голосом пробормотал Гонша. — Все в сборе! Коллегия… А вон и наш «караул»: как всегда — спрятался за спины.

Четыре черных панциря встали по углам возвышения — и дружно сдвинули плиту. Нас каким-то ветром швырнуло поближе…

В каменной гробнице уютно лежал индивид, которого мы только что видели на фреске. Руки и ноги — вроде человечьи. Но грудь — ужасно впалая…Плюс — ветхие, осыпавшиеся до трухи надкрылья, как-будто вывернутые из-под спины и подтянутые до острых коленок и птичьих стоп. («Наверное», решил я, «это создание передвигалось прыжками…»)

А голову я не видел; голову до поры до времени прикрывала деревянная маска, похожая на африканскую. На этой маске глаза были огромные и овальные (как и положено кузнечику) Сама личина была светлой коры, а «очи» казались залиты смолой.

Все четыре наблюдателя уставились на Гошку. А он зло выпятил жвалы, собираясь сражаться!..

Самый крупный из коллегии — Голиаф, поражавший высотой, вдруг сказал каким-то мирным упреждающим говорком:

— Объясни, прибывший, объясни нам всем, бестолковым министрам, — зачем ты привел с собой человека… Разве такой помощник должен быть у Главного Воспитателя потомства прямокрылых?

— Я привел ДРУГА! — Бросил вызов Гошка. — Разве не такой «помощник» должен быть у Главного Воспитателя?

— И у него есть все четыре достоинства? — Почему-то не поверил озадаченный Голиаф.

— Есть! — Зазвенел юный голос — как медь в потревоженном колоколе. — Конечно, есть, уважаемая коллегия!

И он отскочил на свободное пространство, красуясь. И каждую фразу точил речитативом, приводя в движение свой тощий торс и прихлопывая ближними надкрыльями:

ОН. Готов отдать жизнь за меня …даже если спикирует птица!
ОН. Готов отдать самое дорогое

для него в этой жизни…ОН. Готов делиться едой, влагой и тенью…
ОН. Готов спасать всех, кто этого заслуживает!

Учитывая все это, я — согласно закону Цветущего Луга, передал ему на хранение, почитание и использование ИМЯ моего погибшего друга — Чоко Мутаку. Отныне ОН — мой собрат Чоко. Мой помощник Чоко-кузнечик!

— Лишь бы — не саранча! — Выкрикнул из-за спин «караульный».

И все дружно подхватили: «Смерть саранче!..Смерть короткоусым!..»

— И если вспомнить нашу многовековую историю… — продолжал Гошка, но тут его дружно перебили: видно, и сами знали эту историю.

А жук-носорог проникновенно сказал:

— Все-таки уточните, соискатель: что вы ждете от вашего…э-э, не совсем обычного помощника?

— Понимания и …объединения. Это мой путь: возвращение к истокам. Чоко сказал как-то: «Каждому имаго — нужен амиго!». В этом — моя миссия.

И тут же он бочком-бочком отскочил в сторону. А надо мной навис Голиаф:

— Ты согласен с Правилами Цветущего Луга? Ты действительно хочешь принять эту ношу: имя погибшего друга? Ты хорошо знаешь кавалера Тэтти-Гона? Ты согласен оставить свою планету?

Тут я подрастерялся. Вся эта церемония стала давить на меня…Что там, в этих Правилах?.. Делиться едой (да пожалуйста!), тенью (еще проще…). Еще там пикирующая птица (да — «веслом» по башке!..)

…И еще: про что-то «самое дорогое»… А что у меня — «самое дорогое»?

Тут Тэтти быстро подскочил ко мне, обнял (прикрыл меня своим крылом):

— Мы — согласны, — сказал он.

Коллегия переглянулась, но со стороны это выглядело не иначе, как дружеская поддержка.

— Теперь подойдите к Великому Предку! — Трубным голосом возвестил Голиаф.

И мы подошли (шаг в шаг) и встали напротив с разных сторон гробницы. И почему-то дружно уставились на маску, а не друг на друга.