Я стала студенткой юридического факультета Кубанского государственного университета. Звучит так, будто нас там учили доить коров и солить огурцы. Это не далеко от истины: нас там практически ничему не учили и требовали столько же. Это не соответствовала моим привычным мозговым штурмам, я чувствовала, что способна на большее. К этому ощущению прибавилась непроходящая неловкость за первые пьяные студенческие вечеринки, за сказанное новым первым одногруппникам и сделанное по неопытности. Не обошлось без решительной мечтательной мамы: были новогодние праздники, прошел первый семестр обучения, мама видела и чувствовала мои страдания и не боясь предложила мне ехать учиться в Москву после окончания учебного года. Поэтому весь следующий семестр я знала, что уеду. Это потрясающее вдохновляющее ощущение, попробуйте. Как первая взаимная любовь. Всё в будущем возможно, а прошлое уже невозможно. Вы уже в будущем, в настоящем вы присутствуете формально, по необходимости, которая больше не тянет к земле, а поднимает над ней. С позором я сдала досрочные летние экзамены; с позором, потому что не было азарта что-то кому-то доказывать в месте, в которое больше не вернешься, все мысли были о грядущих переменах.
Всё лето мы с мамой и с тяжелыми сумками, как по-старинке, ездили в неудобных рейсовых автобусах в Москву. Зачем нам нужны были все эти неудобства, когда можно было летать самолетом и катить чемоданы на колёсиках – загадка. Видимо, у нас принято считать, что для начала нужно пройти семь кругов ада, создать их для себя и пройти, а только потом уже с чувством выполненного долга сделать то, что можно было сделать и без дополнительных страданий. Но любовь к страданиям пересилила непривитую любовь к комфорту. В конце концов я в истерики и со слезами на глазах села на тот же рейсовый автобус с двумя неподъемными чемоданами, обняв маму напоследок, и уехала в даль. Я поступила в московский юридический университет, подаривший мне столько радости и столько же разочарований. Конец первой части, свет, занавес.
Госпожа стала правительницей автобусов и университетского общежития с общим душем, открытым как в женской бане, в которой можно было рассмотреть все интимные подробности тел других обитательниц пристанища для бездомных студентов, тараканами и тремя соседками по маленькой комнате на четверых. Я сменила две комнаты и остепенилась в третьей по счету на последнем пятом этаже: как говориться, дальше уже идти было некуда, только на крышу, но мой папа не был Карлсоном и пропеллер мне не достался.
Общежитие стало для меня настоящим испытанием. Я ругалась с соседками, плакала в коридорах, по глупости громко разговаривала с мамой около чужих дверей, доверяя ей тайны и печали, становившиеся публичным достоянием из-за ушей за этими дверьми. Я училась жить вместе с чужими мне людьми, я практически побывала замужем несколько раз. Жить с кем-то всё равно, что взять пробную версию брака, только без секса. Бытовуха та же самая, причины конфликтов те же.
Я держалась на плаву, барахталась как могла, хватала ртом воздух. Одурманенная большими надеждами и мечтами я шла вперед, к счастливой жизни, терпела, меняла свои взгляды, менялась физически. Тогда ещё можно было верить и ждать, в начале пути всегда так: всё ещё только впереди.
Логическим итогом было получение «красного» диплома с отличием. Его я получила, в нем написано, что я – юрист. Но юристом я себя не ощущаю. По-прежнему мне кажется, что я способна на большее, чем то, что есть сейчас юрист, чем то, что мне предлагала жизнь, называя это юриспруденцией. Говоря, что удача отвернулась от меня, я имею ввиду неудавшиеся и непроизошедшие встречи с нужными людьми. Их не случилось. Поэтому я шалю тут с вами, опять заигрывая с Фортуной. Количество упомянутого слова «юрист» кажется неприличным и противным. Всё-таки бунтую против природы и маминых надежд.
Подробности происходящего за четыре года студенческой жизни я раскрою постепенно, когда настанет очередь рассказать о самых важных темах любви, дружбы и верности себе. Сформулировано безжизненно, но понятно. Честность в разговоре всегда для меня важна.
Всё переплелось, вплелось одно в другое – и всё это и есть студенчество, та самая молодость, о которой в доверительной девичьей беседе загадочным тоном упоминают мамы, бабушки и подруги тех и других. Жалко только, что перед наступлением самых лучших лет жизни мамы не выдают дочкам акваланг, ласты и защитные очки, – дочек, почти как в Древней Спарте, просто бросают в яму с водой без дна. А там уже как пойдет: сильные выживут, слабые уступят место сильным, а мама победительницы станет самой удачливой мамочкой года и по совместительству тёщей самого богатого и красивого зятя на свете. О чем ещё может мечтать простая еврейская мама для своей дочечки? О блестящей карьере и успешном браке. О счастье для своих дочерей думает каждая мама, давая имя появившейся на свет девочке. Но ни одна мама на свете не знает, что ждёт её дочь в будущем.