Раньше все же было веселее, когда Ульяна Владимировна родилась в крупном городе К., стоящем на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан. Много читала, писала стихи, провела зарю своей туманной юности на улице Коммунистический тупик, бывшая Лагерная, бывшая Августа Бебеля. Дочка рабочей сироты Кати со станции Ф. Восточно-Сибирской железной дороги, где мещане пасли коров прямо на виду железобетонного Ленина. Дочка городского стиляги Вовика, который, в свою очередь, являлся отпрыском крепкого партийного хозяйственника Лифантьева, который и сам когда-то вышел в масштабные люди из колхозников, всего добился своим трудом. Зато Вовик рос подонком с детства. Пил, курил, хулиганил, играл на джазовых инструментах. Вот отец и заставил его, опасаясь скандала, жениться на забеременевшей от сына-подлеца Катьке. Со скандалами тогда было строго, не то что сейчас, когда духовность упала до нулевой отметки, но, к счастью, пока еще эту отметку не перешла, есть еще надежда. Мама Вовика невестку, «деревенскую сучку, сгубившую домашнего чистого мальчика», ненавидела, а то как же иначе? Вовика все же посадили на два года, несмотря на именитого папашу. Ордена из драгметаллов, которые он скупал у ветеранов, ему бы еще простили, но он в состоянии алкогольного опьянения средней тяжести публично утопил в реке Е. дорогостоящую аппаратуру конкурирующей с его джазом рок-группы «Кедровые голоса». А лидера группы, тоже подонка, но сына самой Ефросиньи Матвеевны Дукеевой из крайкома КПСС, еще и бил ногами, повалив около городского памятника тоже Ленину. На суде молодой человек плакал, сотрудничал со следствием. На вопрос «Куда вы дели синтезатор?» дрожащим голосом ответил: «Предал воде». С зоны Вовик не вернулся. Вернее, вернулся, но не домой, а стал жить на всем готовом у другой женщины, золотозубой лунноликой таджички Акме, метрдотельше ресторана «Север». Папашу он теперь не боялся, тем более что дела старого Лифантьева после посадки сына пошли ни шатко ни валко, самого чуть не замели за хищения при строительстве важной автомагистрали, где он уменьшал на 10 сантиметров слой щебня, потребного для создания качественной дорожной подушки. А вместо калиброванного песка использовал обычный, из ближайшего карьера, расположенного около кладбища Бадалык.
Перед отправкой на пенсию этот, в сущности, добрый человек все же успел «сделать» для невестки и внучки однокомнатную квартиру. В упомянутом Коммунистическом тупике, на окраине, в местных Черемушках, где окрестные бабы вместо «писать» говорили «сикать», а сосед Чайкин, сидя на балконе в майке, с бутылкой и баяном исполнял песню следующего содержания:
Мы с миленком целовались В кукурузе с викою. — Подержи мой рыдикюль, А я пойду…
(тут он делал паузу и заканчивал со счастливым смехом)
…попью воды.
Светлая память старшему Лифантьеву, не вписавшемуся в «перестройку» и умершему от цирроза печени, светлая память и беспутному Вовику, тоже оказавшемуся на том свете по случаю передозировки «винта» и героина. Спаси их Господь, ибо не ведали, что творят, а если и ведали, то ничего другого делать не могли и не умели. Матушка Ульяны Владимировны вышла замуж за отставного Фрола Козлова, который намекал, что в прежней жизни был подполковником «внешней разведки». Развела с ним сад на шести сотках, полученных молодоженами от завода «Изоплит», где они оба трудились. Супруги были счастливы, но девушка, в семнадцатилетнем возрасте покинувшая родной город, никогда больше ими не интересовалась. Равно как и они ею.
Ульяна Владимировна, получившая в Москве высшее образование, но по специальности не работавшая ни одной секунды, насыпала Кысеньке в миску кошачьего корма «Royal canin persian». Животное весело захрумкало этими твердыми, коричневыми, дурно пахнущими катышками. Ульяна Владимировна сделала себе бутерброд с черной икрой, снова хлебнула из стакана, снова взялась за газету.
…уважаемый кинорежиссер Никита Михалков, сын Михалкова, уехал в Африку. Хорошо бы насовсем, — брезгливо подумала Ульяна, считавшая фильм «Сибирский цирюльник» китчем. Телевизионный ведущий Владимир Познер на паях с братом Павлом открыл в Москве французский ресторан, где едят лягушек и устриц. С Владимиром она не была знакома, а вот брата его, хорошего мужчину, иногда встречала на просмотре элитарных документальных фильмов в Доме приемов нефтяной компании «Юкос». Том самом некогда национализированном большевиками особняке, откуда, как гласила расположенная на фасаде здания мемориальная доска, Зоя Космодемьянская ушла на фронт сжигать фашистские конюшни.
— Сколько все же дадут Ходорковскому? Или Президент его уже простил и только я этого не знаю? — громко спросила она.