Прощанье с Родиной (сборник)

Впрочем, Владимиру Скруджеву ни мороз был не страшен, ни жара. Скруджева вся эта суета, all that Jass[2] ни грамма не колыхали. Никакое тепло его не могло до конца обогреть, никакой холод окончательно заморозить. Потому что он всего себя отдал Родине и в гробу бы он видал все эти атмосферные телячьи нежности, он их манал, как выражалась уличная шпана в его детстве, которое он провел среди народа да там и остался! С детства не чуждый физкультуре и спорту, он вполне бы мог неплохо сыграть при случае роль супермена в каком-нибудь хорошо костюмированном фильме, но его ждала другая роль — пасти человеков. К тому же он не очень нуждался в деньгах, у него их, на чем сходились и друзья его, и враги, было много. Очень много. Не то что у всяких там коммунистов, которые некогда правили СССР, а деньги считать не умели. Отчего и случилось то, что случилось.

Увы, но Скруджев, как и всякий другой великий человек, был одинок. Шли годы, и ведь никто и никогда не останавливал его на улице радостным возгласом: «Да это ты, что ль, Вовка, глазам своим не верю, в рот меня… How are you?[3] Дернем по соточке?»

Более того, вся страна его боялась. Ни один нищий не смел протянуть ему руку за подаянием. Ни один ребенок не решался спросить у него сигарету. Ни разу в жизни ни единая душа не поздравила его с Днем Чекиста, и даже собаки трусили, когда неоднократно подкрадывались к нему, чтобы обоссать, хотя иногда им это все же удавалось сделать, несмотря на усиленно охранявшую его охрану. Говорю же, что все его боялись. Даже мы с Гдовым, если бы жили в этой стране, его бы тоже боялись.

И вы думаете, это огорчало его, что его все боятся? Очень глупо, если вы так думаете. Правитель Скруджев вершил свою жизненную миссию так, что любое искреннее желание сблизиться с ним казалось ему нарочитым и обусловленным лишь его высоким постом в иерархии Государства, а вовсе не его умом, изначальной добротой и другими превосходными человеческими качествами, которые он вынужден был тщательно скрывать, все время думая думушку о доверенной ему народом Родине.

И деньгами своими, которые он, прежде чем уйти «в политику», заработал исключительно честным трудом на золотых приисках и торговле апельсинами, Владимир не кичился тоже. Жил весьма скромно, все в том же Кремле, заняв крохотную каморку прямо за часами Спасской башни, отказавшись от всяких там вилл и других резиденций в пользу социальной справедливости и здорового, аскетического образа жизни. Спал на медвежьей шкуре, добытой им в Уссурийской тайге в порядке самозащиты, и казался самым счастливым человеком на земле. Подробности своей семейной жизни не афишировал, отчего их никто и не знал, мы с Гдовым тоже не знаем. А если и знаем, то никому ничего не скажем. Нам, признаться, его отчего-то жалко иногда бывает до слез, хоть он и наш персонаж всего-навсего в данном контексте и тексте…

…Внезапно в каморке включился скрин-экран, размером три на четыре метра, и Правитель Скруджев получил неприятную возможность созерцать на этом экране прыщавую физиономию своего племянника Борьки-диссидента, рослого кудрявого малого с бараньими глазами навыкат и высшим образованием.

— С наступающими праздниками вас, дядя Вова! Желаю вам хорошенько повеселиться во время тех счастливых дней отдыха, которые мы, оппозиция, вырвали у вашего правящего класса жуликов и воров во имя демократии, — нагло заявил он, приплясывая на легком морозце в окружении каких-то не то ряженых, не то полоумных молодых людей в грубых солдатских башмаках и разноцветных масках с узкими прорезями для глаз…

— Пошел в жопу, — коротко отозвался Скруджев, который знал Борьку с той поры, когда тот еще сидел на горшке, а Скруджев уже в Государственной Думе.

— Зачем же сразу в жопу, — обиделся Борька. — Вот вечно вы, дядюшка, так, а у меня между тем есть к вам разговор важного государственного значения…

— Вздор! Чепуха! Как вам ловчее бабки пилить — вот они все эти ваши «государственные разговоры», — проворчал Скруджев, выключая скрин-экран.

Немного помедлил и снова включил это чудесное изобретение отечественных ученых и производственников.

На экране вдруг нарисовался унылый малый, хлопающий ресницами и с преувеличенным вниманием, высунув от усердия язык, вглядывающийся в глубину айфона ли айпада — мы с писателем Гдовым плохо разбираемся в этой новой навороченной электронике. По тоже совершенно случайному совпадению его звали Дмитрием, как и нынешнего российского премьер-министра Медведева Д.А.

Правитель некоторое время внимательно, незамеченный, следил за ним и лишь потом спросил вкрадчиво:

— Ты, Митя, совсем дурной, что ли, на голову стал, после того как я пообещал, что когда-нибудь назначу тебя своим преемником?

— Это почему? — обиделся тот, кого он назвал Митей, убрав язык на место.

— По кочану и тьфу! — рассердился Скруджев. — Ты зачем, чихнот, разрешил Борьке со мной соединиться?

— Во-первых, выбирайте выражения, я — государственное лицо и полноправный член правящего тандема, — вспыхнул «преемник». — А во-вторых, он действительно звонил по делу…