Читаем Прощанье с Родиной (сборник) полностью

Сталин помер, но мир продолжал жить. Пес Рекс зевал в будке. Птички чирикали. Соседка Пиама Кикульчинская шла по снежной тропке в уличный сортир, других тогда на улице Ады Лебедевой не было. Пьяная какая-то баба причитала за тесовыми воротами, возведенными вторым дедом Гдова, папой мамы, которого Гдов тоже никогда не видел. Тоже через годы, тоже выяснилось — в городе К. он числился передовым рабочим-плотником, а в своей родной деревне Емельяново — беглым кулаком. Дуализм, что ли, это называется? Или просто жизнь? Ведь мир всегда, всегда продолжает жить. Пьяная баба малочленораздельно лепетала за воротами, обильно используя ненормативную лексику, которую теперь, как я слышал, новыми законами запрещено наглядно демонстрировать в печати: «Чо ты, мля, Виссарьеныч [пробел], совсем, чо ли, [пробел], мля? Чо ты, [пробел], чо ты, [пробел]! Мне, [пробел], так, мля, хорошо было с тобой [пробел]! Тебя, [пробел], как в кино увижу, [пробел], так у меня вся [пробел]мокрая становится, как от мужика!»

И то, что мир всегда, всегда продолжает жить, и то, что мир гораздо умнее всех представлений о нем, Гдов понял именно тогда. Вот как повзрослел он за эти три дня, которые потрясли страну и мир! А ведь еще совсем недавно, когда радио и газеты только-только заговорили о гибельной хворобе Сталина, он, например, не мог понять — из песни слова не выкинешь! — вообще можно будет, например, писать и какать, если Сталин, например, умрет? Понимаю, как примитивны эти рассуждения ребенка, как вообще крайне глупа эта моя фраза про связь отправления естественных надобностей со смертью Вождя. Но что делать, если все это действительно было так? Что делать, если мой персонаж, писатель Гдов, вовсе не умен, а всего лишь наблюдателен. Допустим, «опоздавший шестидесятник» Гдов глуп, сверстники его умирают один за другим, у Гдова снижена творческая и половая активность, в его голове нет ни одной креативной мысли, Пизанская башня накренилась почти на четыре метра, но разве все это повод для пессимизма?

…Следующий за 7 марта 1953-го день совершенно выпал из памяти Гдова, хотя именно тогда диктор Левитан, собрав все свои последние силы, вел репортаж непосредственно из Колонного зала Дома Союзов, где в скорбном молчании застыло первое поколение наследников Сталина: Никита Сергеевич Хрущев — «кукурузник»; «каменная жопа» Вячеслав Михайлович Молотов; бабьеподобный Георгий Максимилианович Маленков; Николай Александрович Булганин, которого 26 ноября 1958-го лишили звания Маршала Советского Союза; начальник московского метро Лазарь Моисеевич Каганович; лично руководивший взрывом Храма Христа Спасителя и утверждавший квоты на количество репрессированных уже упомянутый Лаврентий Павлович Берия, который уже через восемь месяцев после описываемых эпохальных событий «вышел из доверия» у своих партайгеноссе, за что и был расстрелян, как великобританский шпион, 23 декабря 1953-го. Ну и Сталина, в свою очередь, выкинули из Мавзолея осенью 1961-го. Ленин там теперь один полеживает, уж который год грустит в одиночестве, все надеется, что нечистая сила еще ему кого-нибудь в соседи пошлет, но как-то все это не складывается, не срастается — то застой, то перестройка, то путчи один за другим, то Ельцин себе вдруг преемника под Новый год назначил, и преемнику, представьте себе, быть преемником, кажется, очень понравилось, и он совершенно не хочет другого преемника. При таком бардаке Ленину и самому бы в Мавзолее удержаться, а то ведь выпрут его олигархи из центра куда-нибудь на окраину, сейчас это просто, стеклянным глазом моргнуть не успеешь!

Сталина на время поместили в Мавзолей, а вот Гдова прямо 9 марта 1953-го строго наказали. Ибо, не дождавшись окончания торжественной минуты молчания, когда, примерно как в Братске (см. выше), страшно завыли сирены фабрик и заводов по всей стране, он пальнул в потолок из детского двуствольного ружья, объясняя свой шумный поступок тем, что как может, так и салютует покинувшему этот мир великому Вождю. Что (отчасти справедливо, но только всего лишь отчасти!) было принято за кощунственно не подходящее скорбному моменту кривлянье и ерничество.

Его строго наказали. Наказание заключалось в том, что ему велено было два часа сидеть на сундуке и не читать книжек, до которых он уже и в те годы был большой охотник. Он томился на этом сундуке под картиной «Лось» неизвестного тогда художника Поздеева. Бабушка принесла ему пряничек. По радио величаво пели песню на слова гимнослагателя С. Михалкова, музыка В. Мурадели:

Нас не страшат ни борьба, ни сраженья — Ярко горит путеводный маяк! И помешать нам в могучем движеньи Пусть не пытается враг. С нами сегодня идут миллионы. Наше единство растет. Сталинским гением путь озаренный Нас к коммунизму ведет. ПРИПЕВ: Под солнцем Родины мы крепнем год от года, Мы делу Ленина и Сталина верны. Зовет на подвиги советские народы Коммунистическая партия страны!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза