Однако ни он, ни политика совершенно не интересуют стариков и старушек, проходящих на халяву лечение в санатории. Они погружены в свой экзистенциональный мир, где повышенное давление и ночной храп не менее важны, чем Ленин и Сталин. «Отдыхающие», опровергая все недоброжелательные представления об угрюмом российском менталитете, хорошо кушают, поют, танцуют, флиртуют друг с другом, интригуют, балуются, острят и вообще от души радуются относительно светлому финалу их собачьей жизни, прошедшей под игом коммунистов, которыми они сами большей частью и являлись.
В оппозиционно настроенного Гдова влюбляется отъявленная, но хорошо сохранившаяся бывшая партработница. Гдов поражен ее энергией, эротическим старческим бесстыдством, и это приводит его к глубоким размышлениям о том, что такое человек вообще, что такое жизнь, имеет ли смысл то, что многие традиционно считают цивилизацией. Внезапно к нему возвращается жена. Между ними тоже когда-то закралась ложь, хотя гораздо меньшего масштаба, чем между Путиным и Меркель. Гдов вспоминает рассказ старого советского писателя Л., где извозчик везет после 1905 года революционера-подпольщика и объясняет ему, что никакого общественно-политического счастья, чаемого борцами за свободу, не может быть никогда. «Поскольку всех людей министря
ми сделать невозможно, поэтому любая власть будет чистая сволочь и любое начальство — тоже». И Гдова вдруг осеняет тень мудрости: несправедливость — это биологическое явление, она лежит в основе миропорядка, и все без исключения страны отличаются друг от друга лишь процентом вершащихся в них мерзостей, который колеблется от 5 % до 99 %. Демократия — такая же фикция, как не состоявшийся нигде коммунизм, а люди не ангелы, но грешники, грешники, грешники… Гдов скрипит зубами, матерится. Жена просит его не использовать обсценную лексику, не волноваться — ведь с ним может случиться гипертонический криз, и тогда ее жизнь тоже не будет иметь смысла. Гдов стихает и соглашается. И слезы, слезы вдруг засветились алмазным блеском в глазах у воссоединившихся влюбленных. Но это уже были слезы радости. Бог есть, ноосфера существует. Путин и Меркель тоже нашли общий язык. Сроки начала Третьей мировой войны перенесены на неопределенное будущее.Са-на-то-рия
Теперь моя пора: я не люблю весны;
Скучна мне оттепель; вонь, грязь — весной я болен…
Осень наступила,
Высохли цветы.
Подожди немного,
Отдохнешь и ты[5]
.«Тайная торговля целебной грязью “Комед”, пятьсот рублей баночка, процветала в санатории “Пнево-на-Нерехте”», — отметил в своей писательской записной книжке писатель Гдов. Он, кстати, как и его коллега Михаил Булгаков, любил употреблять это слово не в мужском, а в женском, более, по его мнению, созвучном гуманизму, варианте.
В санатории «Пнево-на-Нерехте» между тем царило украшательство. На полянке, что перед столовой, всегда имелась небольшая такая сцена, а сейчас ее уж украсили по случаю осеннего праздника красным кумачом, на котором было написано:
«ОТДЫХАЮЩИЕ
ВСЕХ СТРАН СОЕДИНЯЙТЕСЬ».
И другой имелся лозунг, слева от сцены:
«ТРУДЯЩИМСЯ ПНЕВо-НА-НЕРЕХТЕ — СЛАВА!»
А лозунг справа гласил:
«ДА ЗДРАВСТВУЕТ 7-Е НОЯБРЯ ЛЮБОГО ГОДА».
Имелась на сцене и самодельная трибуна, тоже обтянутая кумачом.
И к березе был аккуратно прибит вырезанный из фанеры громадный «серп-молот» все того же популярного здесь цвета.
Полянка постепенно наполнялась народом.
Интеллигентный дедушка в очках, с козлиной бородкой — вылитый всесоюзный староста Калинин (см. Википедия) — простер руку, считай, прямо как Ленин, но, в отличие от него, прочитал следующие стихи:
Сам я был батрак в колхозе, Долго пас овец, Юность встретил на морозе, Думал, мне конец. Но Россия воссияла Заново теперь. Этим самым показала Каждому пример.
Вряд ли этот поэт был когда-либо колхозником, не поверил Гдов. И отметил, что все эти старички и старушки, держащие в руках разноцветные шарики и маленькие флажочки, скорей всего, моложе его самого, родившегося сразу же после Второй мировой войны с европейскими нацистами, фашистами и японскими империалистами.
Sic transit Gloria mundi[6]
!Девушка из администрации, которых нынче зовут не затейниками, а почему-то аниматорами, тоже заступила за трибуну и тоже зачитала что-то позитивное.
Сегодня день народа, Сегодня мы живем. И дружными шагами На шашлыки пойдем.
Глядя на нее, Гдов окончательно утвердился в мысли, что народное выражение «жопа шире колеса» вовсе не является метафорой, грубостью или гиперболой, а представляет собой ярчайший образец фантастического российского натурализма, который даст сто очков форы любым писательским бредням и любым выдумкам.
— Это я к тому, дорогие товарищи отдыхающие, что обед у нас сегодня будет особенный, праздничный — с шашлыками, красной икрой, желающие могут и по рюмочке выпить, — лукаво улыбаясь, объяснила фантастическая девушка смысл этих своих строк.