Прощанье с Родиной (сборник)

— Рехнулись все, — бормотал он, — Интернет, колбаса, туалетная бумага, мобильники, планшеты, начальство снова разрешило молиться Богу. Все есть, но — поздно. Весь мир уже рехнулся мало-помалу, и нет уже квалифицированного доброго старого психиатра, способного его вылечить. Рехнулись ВЕЗДЕ. По-своему поняв заветы Маркса, националисты, милитаристы и империалисты всех стран объединились, чтобы драться друг с другом чужими руками. Руками так называемого народа, который, в свою очередь, тоже рехнулся, как бы кто его ни любил, включая меня. А может, и не рехнулся, а просто-напросто «цыпленки тоже хочут жить», и этот так называемый народ покорно делал, делает и всегда будет делать все, что ему навяжут манипуляторы при любом режиме. Демократия? Здравствуй, милая! Демократия — это длинный поводок, на одном конце которого ошейник, а другой всегда в руках негодяев. Наверное, «перестройка» для того только и была допущена Господом, чтобы мне это понять. На фотографии этой буколической троицы Сталин, Рузвельт, Черчилль явно не хватает Гитлера, Муссолини, Мао Цзедуна, а то и Николая II, Наполеона. Все они — одного помета сволота…

«Утешает лишь то, что за моим окном снова лучится на осеннем солнце дивная Нерехта, которая чего только не видела за время своего существования при различных властях и разномастных дикарях, включая нынешних, — писал он на следующий день. — И спасибо, спасибо Господу, если хоть немножко еще удастся мне и другим моим согражданам пожить на своей земле почти по-человечески, почти по-человечески. Ведь наше вялое счастье могло бы кончиться значительно раньше, чем в 2014 году. И все же — вдруг да случится опять Божье чудо, вдруг да окажется, что «еще не вечер». Что все же удастся нам скромненько и тихонько побыть на своей земле еще немного, а возможно, и до бесконечности, если считать, что для православного смерти нет?»

И в это время мелодично зазвонил его мобильный телефон.

— Вас слушают, — сказал Гдов.

Бриллиант

А я про баб скажу правду, когда одной ногой в могиле буду, скажу, прыгну в гроб, крышкой прикроюсь — возьми-ка меня тогда!

Лев Толстой в изложении Максима Горького

Известный мой персонаж, писатель Гдов, так же, как и его коллеги Лев Толстой да Максим Горький, решил наконец-то разъяснить на своих страницах баб, ибо ЖЕНСКИЙ СЮЖЕТ есть главный если и не всей нашей жизни, то, по крайней мере, всей русской литературы, уж это точно.

«Жила-была одна девочка на окраине города К., стоящего на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан, — начал он свое сочинение. — Отец ее, чернорабочий, все время сидел в тюрьме, потому что воровал, а когда однажды оттуда вышел, то тут же умер, когда ей не было еще и семнадцати лет. Матушки, всю жизнь проработавшей «нянечкой» в больнице, она лишилась чуть позже, когда уже поступила в институт. Но не в этом суть дела — прошлая ее жизнь к будущей отношения практически не имела. И вообще, она всегда была счастлива, как ни парадоксально это звучит. Как вообще в нашей стране можно быть счастливым? — спросите вы, — а она вот была счастлива — и баста! Счастье ведь есть категория неземная, нематериальная. У человека, допустим, фурункул на заднице, а он все равно счастлив. Или наоборот: капиталист рассекает на собственной яхте, победив всех своих врагов и заплатив налоги, а сам грустный-грустный, как будто и не плывет по Средиземному морю, а топчет зону, как отец девочки, которую, кстати, в детстве звали Викой, а в юности, зрелости и старости — Викторией, что в сущностном переводе на русский означает «Победа».

В детстве, самом что ни на есть босоногом, училась она хорошо, и товарищи выбрали ее председателем совета пионерского отряда — была при Советах такая форма организации школьных детей, первая ступень партийной принадлежности юного гражданина CCCР. Однажды ее нежно зажал в углу одноклассник, тоже, естественно, пионер, Витенька, который предложил им целоваться. Ей целоваться тоже очень хотелось, ей очень нравился Витенька, но она взяла себя в руки и с силой ударила соблазнителя по лицу. Из уха сластолюбивого пионера потекла кровь, и лишь это спасло его от дальнейшего заслуженного наказания.

Отличница, она окончила Ленинградский химико-технологический институт и получила бы «красный диплом», если бы, когда она была на практике в западноукраинском городе Львове, в нее не влюбился один финский прогрессивый миллионер, который дешево толкнул Советам какое-то хорошее оборудование для завода медицинских препаратов. Они разговаривали на непонятно каком языке, планировали неясную, но счастливую будущую жизнь, но потом ее вызвали в КГБ и велели связь с иностранцем прекратить. Она и прекратила. «Но я все равно буду миллионершей», — сказала она гэбэшникам, которые за это на нее нисколько даже не рассердились, ошибочно сочтя, что дура — она и есть дура…