Забыл. А перекись серы только и ждет случая взорваться, при двадцати градусах уже готово — летит в воздух. Проверить давление. Контактный термометр. Испробовать нижний вентиль. Установить смеситель. Открыть аварийный вентиль.
«Шестой пошел».
Правда, на сорок пять минут позже, чем предусмотрено графиком, но пошел.
Франц снова отправился на контрольно-измерительный, зажав журнал под мышкой. В душе у него жила неведомая доселе радость. Он сам, своими руками чего-то достиг, это мелочь. Мелочь мелочью, но все же ему казалось, будто среди грохота вращающихся смесителей он различает грохот своего, шестого. Смешно, маловероятно, а различает.
— Шестой пошел.
На сей раз он обращался не к диспетчеру, а к Берри. «Берри, дружище, давай забудем все, что было. Шестой пошел».
«А дальше что?»
Да, конечно, ничего особенного тут нет, пошел и пошел.
— А вы посмотрели, как там снизу, не подтекает? Прошлый раз пятый котел потек. Черт знает что.
— Не подтекает.
Берри нашел искомое выражение: разрубить гордиев узел.
«Не будь я Александром, я хотел бы стать Диогеном».
Громкие слова, бьющие на эффект. Вам, разумеется, известно, что сказал великий Александр тому пачкуну в бочке? Но история с гордиевым узлом производит впечатление.
«Не возводи маленькие проблемки в ранг больших. Ты ведь мужчина».
Отец и не подозревает, что разговаривает отнюдь не с мужчиной. Тогда, на побережье, ему следовало довести дело до конца. Но вместо того, чтобы попросту стиснуть Ирес в объятиях, он, дурак, сказал: «Сделай так еще раз». Она и сделала, поцеловала его, а сама на другой день не позволила до себя дотронуться. Опоздали, почтеннейший, поезд ушел. Не надо было теряться в нужный момент.
«Для меня отнюдь не проблемки, отец. Просто ты уже вышел из этого возраста».
«Ох, не начинай хоть ты про взаимоотношения отцов и детей. С меня и без того хватает. Отцы — дети. Вы-де нас не понимаете. Вы-де уже вышли из этого возраста. Из этого возраста, к твоему сведению, никогда не выходят».
«Чего ты кипятишься? Я тебе рассказываю про свои сердечные дела, а ты все переводишь на политику».
Берри все точно продумал. Главное — увидеться с Ирес, опередив Франца. Придется кончить минут на пятнадцать раньше.
«Мне надо на кварц».
Кварц — это его конек. Значит, он раньше других попадет в раздевалку, а ровно в два предстанет перед Ирес.
«Ирес, мне надо с тобой поговорить, закругляйся».
Гордиев узел. Стратегия продумана, тактика же будет зависеть от обстановки.
Без четверти два. С точностью до секунды.
— Мне надо на кварц. Можно мне уйти раньше на пятнадцать минут?
— Вам вечно куда-нибудь надо.
— Так можно или нет?
— Валяй.
Так. Одно дело сделано. Мастер ему не поверил, решил наверняка, что практикант хочет пофилонить. Но ведь не мог же он сказать: «Мне необходимо разрубить гордиев узел. Вам, надеюсь, известна притча об Александре Македонском?»
Он стоял один посреди раздевалки, заставленной шкафчиками и скамьями, на которых валялись как попало джинсы, кожаные брюки, пуловеры, свитеры, рубашки, брошенные за одну-две минуты до восьми.
«Пока вы работаете у нас, мы требуем точности. Не воображайте, будто ради вас будут заводить новые правила».
Он запихал свою спецовку в спортивную сумку, перекинул сумку через плечо и в четырнадцать ноль-ноль вошел в цех центрифуг с точностью до одной секунды.
— Ирес, мне надо с тобой поговорить. Закругляйся.
Он постарался произнести это небрежно, но не получилось. Под ее вопросительным взглядом у него все пересохло во рту. Теперь он не смог бы даже сказать: «Сделай так еще раз».
«Ты ведь мужчина».
А он не мужчина. Какой он, к дьяволу, мужчина? Но что же тогда делать?
— Сейчас приду.
— Только одна.
И снова Ирес подняла глаза. Почувствовала, должно быть, к чему он клонит.
— Я подожду у ворот. Так ты будешь одна?
— Если хочешь.
Значит, ему достаточно захотеть? Как все просто. Она сказала это до того естественно, что он даже испугался: а вдруг все не так просто, а вдруг она совсем не то имела в виду?
«Любит — не любит, любит — не любит».
Берри сидел у ворот и ждал. Но увидев приближающуюся Ирес, одну, в белом пуловере, узкой темно-синей юбке и деревянных сандалиях — нынешним летом все девушки носили такие, — он встал и медленно побрел к трамвайной остановке.
— Ты почему меня не ждешь?
— Если поторопиться, успеем на следующий.
После той истории с Францем на берегу реки она все время думала, что Берри подойдет к ней, вот так, как подошел сегодня. Она хотела признаться ему во всем, объяснить, что на берегу не произошло ничего, о чем она не могла бы ему рассказать.
«Ты что, сбесилась?»
Он так рявкнул на нее, когда принес ей портфель, будто она бог весть что натворила.
«Ничуть, просто я хотела вернуть его».