Прощание с ангелами

Это значило отступить, хотя и с боями. Оборвать переписку уже нельзя. Уйти побежденным нежелательно. Остается мечтать о ничьей. И он предложил ничью, которая весьма напоминала притчу о том, как согласились между собой пастухи скота Авраамова и пастухи скота Лотова: «Если ты налево, то я направо». Он только боялся, что противник не примет ничьей.

«Интеллектуальные препятствия на пути к вере, высокочтимый профессор Марула, есть всего лишь фиговый листок, под которым скрывается истинное препятствие».

Другие выражались не столь изысканно, погрубее.

«Стремянный коммунизма».

Его заклеймили, не дав ему довести до конца свою аргументацию, приклеили ярлык, который его дисквалифицировал, делал несостоятельным. И однако, он не хотел сдаваться — и не мог, не предав самого себя.

«Я ищу бытие божие не за пределами бытия земного, а в бытии земном, во всем, что причастно к бытию».

Вот и здесь осторожность. За этой мыслью невольно чудится Спиноза. Осторожность! Во всем, чего он ни коснется, что ни скажет. Осторожность! Стремянный коммунизма. Обзовите мужчину импотентом — он таким и станет. Функциональные нарушения зависят от психики. Они хотят привести его к духовной импотенции. Между ним и его мышлением, словно радиоглушитель, хотят вклинить это разоблачение. Глушитель работает круглые сутки, тайно, скрытно, даже во сне.

«Теология, как никакая другая наука, вынуждена сегодня критически пересмотреть свои прежние методы».

«Стремянный коммунизма».

«Франц, я не могу посоветовать тебе уехать, но у меня нет и права тебя удерживать».

«Стремянный коммунизма».

«Я пойду к Вестфалю».

«Стремянный коммунизма».

Надо признать, его оппонент был не так уж неправ, когда намекал на фиговый листок. Если он хочет осмотреть и рассмотреть все с позиций исторического мышления, он не должен забывать о сложности явлений, а при ближайшем рассмотрении ни одна наука не выглядит химически чистой, ниже — сама теология. Она порождение времени и в свою очередь воздействует на время. Он может выбирать между участью Джордано Бруно и Галилея. Костров теперь нет, их заменили. Он не еретик, он стремянный коммунизма.

Макс сам заметил, что в своих последних письмах приводит все больше цитат, подтверждает каждое свое мнение чужими высказываниями. Он даже сослался на переписку подобного рода, он извлекает оттуда целые куски, словно боясь остаться в одиночестве. Вот до чего они сумели его довести.

«Все мы чада Христовы».

Надо же, именно сейчас ему вспала на ум фраза, которую он поставил девизом к своей первой проповеди, читанной в Забже, в церкви Св. Духа. Тогда ему думалось, эти слова вселяют уверенность, сулят воплощение мечты о царстве небесном на земле, возвышают человека. Большая семья человеческая. Никто не останется в стороне. А четыре недели спустя над землей разразилась война, в конце которой одна-единственная бомба уничтожила двести тысяч человек. Все мы чада Христовы. Он мог выбирать любую участь: Бруно или Галилей. Или просто остаться самим собой, Максом Марулой.

«Существует только один крик — крик убиваемых. Кричал Христос, чтобы людям больше не пришлось кричать».

Макс перестал печатать, встал, подошел к роялю, не сознавая, зачем он это делает. Было утро, и первые лучи дня озаряли медные тарелки над камином. Макс всегда был ранней пташкой. В миссионерской школе — из голого честолюбия. Там его приятно тешило сознание, что он опередил других. Позднее это стало потребностью, выросшей из убеждения, что лучше всего работается именно по утрам.

Остановись перед роялем, он легонько нажал соль-диез, пока без всякой мысли, и еще раз соль-диез. И вдруг за этим первым ударом пальцы сами забегали по клавишам, и зазвучали начальные такты шопеновского вальса до-диез-минор. Некогда коронный номер. Когда приходили гости, его всегда заставляли играть этот вальс на расстроенном старом пианино — подарке настоятеля церкви Св. Духа.

«Будет крайне жалко, если мальчик забросит музыку».

Макс сел, начал сначала. Левая рука повела аккомпанемент. С некоторым запозданием.

«Tempo giusto»[18].

Слова учителя. Тот находил, что Макс играет слишком размашисто, недостаточно строго. Что он — это обнаружилось лишь во время занятий музыкой — отличается тягой к сентиментальности. Макс был немало удивлен, узнав мнение учителя, начал следить за собой.

«Строже, строже!»

Все сильней ныла правая рука. Свело пальцы. Макс сбился с такта. И, накрыв платком клавиши, опустил крышку рояля.