Прощание с «Императрицей»

Этот день со времени учреждения ордена считался одним из самых больших военных праздников. Перед Великой войной всех георгиевских кавалеров, независимо от чина, класса и сословия, царь приглашал на приём в Георгиевский зал, где давался праздничный обед. Там присутствовали все офицеры и нижние чины, как продолжающие службу, так и уволенные в отставку или запас. По окончании приёма каждый кавалер ордена получал подарок с гравировкой: серебряный портсигар, или часы, или какую-нибудь ещё памятную вещицу. Те, кто не мог прибыть в столицу, тоже не оставались без внимания: во всех гарнизонах и на всех кораблях в этот день происходили торжественные церемонии, на которых чествовались георгиевские кавалеры всех поколений.

Но в годы войны церемония этого праздника значительно упростилась, – не в последнюю очередь из-за того, что кавалеров Георгиевского креста стало намного больше. Даже тех, кто оставался в живых ко времени следующей годовщины. Так что в 1916 году весь Георгиевский праздник в Севастополе свёлся к богослужению во Владимирском соборе над склепом «четырёх адмиралов» – героев обороны Севастополя 1855 года, – а также краткими речами командующего ЧФ и седовласого ветерана, георгиевского кавалера, участника Цусимского сражения…

Семейный сбор

Севастополь

Но чрезвычайный праздник для Василия всё же состоялся: сначала во Владимирском соборе, а затем за праздничным обедом, организованным Ариной в доме Алексея Ивановича, – впервые с начала войны собрались все три родные брата, два моряка и лётчик морской авиации, сыновья профессора Иванова.

А ещё присутствовал (и в соборе и, естественно, в своём доме) сам действительный статский советник, вторую неделю работающий в контакте со следственной комиссией, и прибывший в Севастополь накануне его сын, тоже георгиевский кавалер, – временно отставленный от службы капитан от гвардии Николай Алексеевич Иванов.

С самим Василием и его участием в первой, почётной для георгиевского кавалера, и второй, сердечной частью праздника, всё было просто: «Краб» поставили в док на ремонт после похода к Варне, перспектив скорого выхода в море не просматривалось, так что всему комсоставу увольнительная на берег давалась легко.

Не было особых проблем и у Вадима. Пройдя на борту крейсера «Память “Меркурия”», где требовалась кратковременная замена командира противоминной артиллерии, путь из Керчи в Николаев, в прикрытии транспортировки турбин для достраиваемого на «Руссуде» линейного корабля «Император Александр II», Вадим уже вторую неделю находился в резерве командования, фактически – в отпуске.

Несколько сложнее обстояло дело с Кириллом, впрочем, как всегда.

Начальник службы авиаразведки Батумского флотского отряда с лёгкой душой командировал своего старшего по званию подчинённого, вроде как восстановившего силы после «Мепаврийского пифоса», в Севастополь за пополнением аэропланного парка и лётного состава. Но «колесить по суше» штабс-капитан Иванов категорически отказывался, а гнать ради него гидроплан «ну хоть до Новороссийска», столь же категорично отказался и сам начальник.

К счастью, подвернулся пилот с гидрокрейсера «Николай», чей М-9 заканчивал мелкий ремонт в мастерских службы авиаразведки. Его Кирилл уговорил взять себя третьим, пусть с перегрузом и в не слишком благоприятную погоду. И настоятельно предлагал полететь прямо на гидрокрейсер, который возвращался, в составе флотского отряда, из района Зунгулдака в Новороссийск, не заходя в Батум («что там каких-то двенадцать миль, перехватим его в море»).

У мичмана-пилота, то ли по наущению, то ли по уставу, хватило решимости не допустить штабс-капитана к управлению своим «Григоровичем» и не разыскивать гидрокрейсер в осеннем неспокойном море, а пролететь вдоль бережка и всего-то с двумя посадками добраться до Цемесской бухты, опередив на добрый час флотский отряд.

Из Новороссийска Кирилл добрался до Керчи на малой миноноске, которую бросало, качало и болтало на волне всего-то в четыре балла самым жестоким образом, так что, сойдя на берег в Заводской гавани, штабс-капитан впервые подумал о сухопутном продолжении пути. Но через пару часов и пару стаканов тёмного Багеровского вина передумал и напросился в попутчики на «Нерпу», которая после успешного патрулирования дозаправлялась в Керчи перед переходом в Севастополь.

В проливе и у побережья до траверза Меганома качка была вполне умеренной, подлодка шла на крейсерской скорости в надводном положении. Но затем был совершён необходимый доворот курса к северу – и бортовая качка настолько усилилась, что Кирилл, отчаянно сопротивляясь бунту организма, всё же то и дело бегал в гальюн. Море и желудок штабс-капитана несколько угомонились, только когда «Нерпа» миновала Сарыч, но в Севастополе лётчик выбрался на пирс бледно-зелёным и на полусогнутых.

И надобно же было такому случиться, что едва ли ни первый, с кем он столкнулся на базе 1-й флотилии подлодок, был младшенький братец Васька Иванов…