Прощание с коммунизмом. Детская и подростковая литература в современной России (1991–2017)

Третий автор, Дина Сабитова, обращалась ко многим из тех же тем и тропов, что Петросян и Мурашова, но для нее важнее всего была возможность освободить ребенка из государственного учреждения призрения. В трех первых повестях Сабитовой, «Цирк в шкатулке» (2007), «Где нет зимы» (2011) и «Три твоих имени» (2012), герою-сироте удается уйти или убежать из детского дома и стать членом обычной (или не очень) семьи. В 2007 году Сабитова сама удочерила шестнадцатилетнюю девочку, и, по ее собственным словам, этот опыт сильно повлиял на ее творчество486. Все повести Сабитовой подчеркивают важность семьи и присутствия в жизни детей взрослых, которые бы о них заботились. Со времени публикации первой повести в 2007 году творчество Сабитовой значительно изменилось, в результате ее ранние работы относятся скорее к первой волне подростковой литературы, тогда как более поздние книги представляют собой вторую волну. Мы сначала обсудим вторую повесть Сабитовой «Где нет зимы» как типичную для первой волны постперестроечных авторов, тогда как в ее третьей работе «Три твоих имени» появляются новые темы, иной нарративный стиль и другая репрезентация детской агентности, сближающая автора с представителями второй волны.

Повесть «Где нет зимы» рассказывает о тринадцатилетнем Павле и его восьмилетней сестре Гуль, после смерти бабушки брошенных матерью. Двое детей несколько недель продолжают жить в своем доме безо всяких взрослых, пока наконец об этом не узнают сотрудники опеки. Павел водит Гуль в школу, готовит, пока не кончаются продукты, еду, читает сестре на ночь, пытаясь, несмотря на отсутствие матери, соблюдать нормальный ритм жизни. Павел сразу же берет на себя роль взрослого, рассчитывает, на сколько хватит денег, как долго удастся отапливать дом. Он делает это для того, чтобы обеспечить Гуль всем необходимым, хотя сам еще почти ребенок. Сабитова обращает особое внимание на постоянную тревогу и стресс Павла, подробно описывает, насколько тяжело ему в этой ситуации. Павел и Гуль боятся, что их разлучат, если кто-то узнает, что они живут без взрослых, – этот страх почти воплощается в жизнь, когда они оказываются в детском доме.

Гуль тяжело переживает отсутствие матери и возможную разлуку с братом, она перестает говорить, и это молчание постоянно напоминает читателю о тоске и одиночестве девочки. Сабитова мастерски передает симптомы травмы через связь Гуль с любимой куклой Лялькой. Лялька – неодушевленный предмет, бабушка сшила куклу из старых обрезков, но в повести она наделена человеческими свойствами и обладает удивительной способностью замечать все вокруг. Лялька может телепатически общаться с некоторыми персонажами повести – с Гуль, с бабушкой, сшившей куклу, и отчасти с Павлом. Слышат ее и читатели книги: кукла совершенно необходима для передачи мыслей и чувств Гуль, которые иначе мы не могли бы узнать. Лялька становится одним из рассказчиков, сообщая читателю скрытые от детей моменты жизни мамы и чудаковатой бабушки. Лялька сочетает в себе функции всезнающего рассказчика и теневого взрослого Перри Нодельмана. Лялькины главы (включая любопытное отступление о трех бабушкиных швейных манекенах) отражают двойную роль куклы – защитницы Гуль и голоса разума – и помогают читателю понять, насколько трудна эта ситуация для Павла и Гуль, даже если дети сами не осознают своего отчаянного положения.

Сюжет по большей части построен на попытках детей остаться вместе и вернуться в родной дом. В повести есть даже элементы классического побега из тюрьмы (детского дома); чтобы избавить сестру от отправки в детский дом, Павлу приходится предпринимать сложные действия – подслушивать, врать и изворачиваться. В конце концов Павлу и Гуль удается вернуться домой: у них обоих появляется новая мама, социолог по образованию и парикмахер по профессии, немногословная спокойная женщина. Невероятный поворот событий, заканчивающийся почти сказочной развязкой, никак не уменьшает значения детской травмы, страданий и жутковатых событий повести. Как и в произведениях Мурашовой и Петросян, детская травма у Сабитовой становится метафорой коллективной раны, нанесенной юному поколению – этой травме еще только предстоит затянуться.