Читаем Прощание с коммунизмом. Детская и подростковая литература в современной России (1991–2017) полностью

Это детализированное повествование от третьего лица практически сразу сменяется разговорным – от первого лица – монологом Курильщика, одного из главных действующих лиц и рассказчиков романа. Курильщик – старший подросток, который только что попал в Дом, он не может ходить и вынужден передвигаться в инвалидной коляске. История Курильщика начинается с того, что его выгоняют из той группы, куда первоначально определили, – из группы хорошо себя ведущих Фазанов – и переводят в другую палату, Четвертую, где обитает группа буйных парней, которые постоянно пьют, принимают наркотические вещества и затевают драки. Курильщик исключен из группы Фазанов за сущую мелочь – он отказался по требованию Фазанов сменить ярко-красные кроссовки на не такую выделяющуюся обувь483. Перед читателем сразу предстает одна из ведущих тем романа – судьба индивидуума, который не желает покоряться воле коллектива, тема, знакомая по множеству произведений русской литературы. Большинство Фазанов передвигаются в колясках, и для них красные кроссовки – оскорбление, привлечение внимания к безжизненным, бесполезным ногам Курильщика и к их собственной «социальной инвалидности». Красные кроссовки становятся многозначным символом индивидуализма, неповиновения, бунта, жизнелюбия и свободы.

Как красные башмачки Дороти в «Волшебнике страны Оз» Фрэнка Баума, красные кроссовки превращаются в магический талисман, все еще существующую связь с родным домом и с прошлым, с тем, что напоминает: иной мир, мир без интерната, существует. Очевидна перекличка с классическими подростковыми произведениями, в первую очередь с романом «Над пропастью во ржи» Дж. Д. Сэлинджера – Курильщик временами говорит совершенно как Холден Колфилд. Не забыты подростковая жестокость и борьба группировок «Повелителя мух» Голдинга, не говоря уже об «Алисе в Стране чудес» с ее множественными измерениями, искажениями реальности и темой другого, почти загробного мира, столь важного и для книги Кэрролла, и для романа Петросян484. На протяжении всего романа Петросян постоянно переходит от первого лица к третьему, перемежая историю Курильщика рассказом о других обитателях дома – Кузнечике-Сфинксе, Волке, Слепом, Помпее, Черном, Лорде, Рыжем, Стервятнике, Вонючке – и о воспитателях, например Ральфе (еще один кивок в сторону Голдинга). История Курильщика повторяет историю Кузнечика, младшим школьником попавшего в Дом, где ему должны были сделать протезы – он родился без обеих рук. Как и всех новичков, Кузнечика награждает прозвищем одна из старших учениц школы (очевидная отсылка к «Республике ШКИД»). Кузнечик становится мишенью злых шуток, издевательств и регулярных побоев – это часть инициации. Клички получают все, включая директора и педагогов, причем директору достается кличка Акула, а любимого воспитателя зовут Лосем. События, случившиеся с разными персонажами, читатель узнает через диалоги, тайные признания, сплетни; в результате насыщенное психологическое повествование переплетается с потоком сознания. Роман сочетает в себе реализм, фантазию, ночные кошмары, бред, фольклор и психоделический транс. Граница между реальностью и фантазией постоянно размывается, как в случае Слепого, одного из главных персонажей книги, который воображает себя волком-оборотнем и возвращается в Дом после ночных вылазок с остатками мелкой добычи в зубах. Дом населен детьми и подростками, которые воспринимают мир через детскую призму волшебных сказок, суеверий и ритуалов, однако в основе эмоционального ландшафта лежат страх, тревога и ярость, лишь иногда смягчаемые редкими счастливыми минутами с ощущением комфорта и духом товарищества.

В романе отсутствует сквозной сюжет, эпизоды часто не связаны друг с другом – для книги такого размера она не слишком насыщена событиями, если не считать появления в интернате новых учеников, которые сразу оказываются в самом низу школьной иерархии. В книге много разговоров, много места занимает еда, нередко происходят резкие эмоциональные взрывы. С самого первого момента новичкам Курильщику и Кузнечику приходится взаимодействовать с обитателями Дома, узнавать неписаные правила, традиции, табу, истории, суеверия и стратегии выживания. В какой-то момент Курильщик признается, что понял, почему каждый обитатель Дома старается придумать себе позу и необычные правила жизни – это просто игра, в которую все играют с непревзойденной серьезностью485. Несколько сотен страниц ничего особенного не происходит, но в конце концов настает время для неожиданных событий – убийства ученика и исчезновения воспитателя. Все же не совсем понятно, реальные это события или нет; они мало влияют на внутренний нарратив романа и оставляют читателя гадать, происходило ли это на самом деле или это просто в Доме появилась еще одна легенда или слух.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Маршал Советского Союза
Маршал Советского Союза

Проклятый 1993 год. Старый Маршал Советского Союза умирает в опале и в отчаянии от собственного бессилия – дело всей его жизни предано и растоптано врагами народа, его Отечество разграблено и фактически оккупировано новыми власовцами, иуды сидят в Кремле… Но в награду за службу Родине судьба дарит ветерану еще один шанс, возродив его в Сталинском СССР. Вот только воскресает он в теле маршала Тухачевского!Сможет ли убежденный сталинист придушить душонку изменника, полностью завладев общим сознанием? Как ему преодолеть презрение Сталина к «красному бонапарту» и завоевать доверие Вождя? Удастся ли раскрыть троцкистский заговор и раньше срока завершить перевооружение Красной Армии? Готов ли он отправиться на Испанскую войну простым комполка, чтобы в полевых условиях испытать новую военную технику и стратегию глубокой операции («красного блицкрига»)? По силам ли одному человеку изменить ход истории, дабы маршал Тухачевский не сдох как собака в расстрельном подвале, а стал ближайшим соратником Сталина и Маршалом Победы?

Дмитрий Тимофеевич Язов , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / История / Альтернативная история / Попаданцы
Основание Рима
Основание Рима

Настоящая книга является существенной переработкой первого издания. Она продолжает книгу авторов «Царь Славян», в которой была вычислена датировка Рождества Христова 1152 годом н. э. и реконструированы события XII века. В данной книге реконструируются последующие события конца XII–XIII века. Книга очень важна для понимания истории в целом. Обнаруженная ранее авторами тесная связь между историей христианства и историей Руси еще более углубляется. Оказывается, русская история тесно переплеталась с историей Крестовых Походов и «античной» Троянской войны. Становятся понятными утверждения русских историков XVII века (например, князя М.М. Щербатова), что русские участвовали в «античных» событиях эпохи Троянской войны.Рассказывается, в частности, о знаменитых героях древней истории, живших, как оказывается, в XII–XIII веках н. э. Великий князь Святослав. Великая княгиня Ольга. «Античный» Ахиллес — герой Троянской войны. Апостол Павел, имеющий, как оказалось, прямое отношение к Крестовым Походам XII–XIII веков. Герои германо-скандинавского эпоса — Зигфрид и валькирия Брюнхильда. Бог Один, Нибелунги. «Античный» Эней, основывающий Римское царство, и его потомки — Ромул и Рем. Варяг Рюрик, он же Эней, призванный княжить на Русь, и основавший Российское царство. Авторы объясняют знаменитую легенду о призвании Варягов.Книга рассчитана на широкие круги читателей, интересующихся новой хронологией и восстановлением правильной истории.

Анатолий Тимофеевич Фоменко , Глеб Владимирович Носовский

Публицистика / Альтернативные науки и научные теории / История / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное