Прощание с мирной жизнью

— Что случилось? Как ты меня назвала?

При его появлении Валли отклонилась назад. Посмотрела на него с гримаской избалованного ребенка.

— Оставил меня здесь одну! — сказала она, надув губки. — Куда ты пропал?

Гелузич опустился на траву рядом с ней.

— Надо было позаботиться о лошади, — объяснил он, — прости, но это уж у меня в крови. А потом я хотел достать вот это. — Он поднял бутылку. — Ракия! Знаешь, что такое ракия? Водка, которую гонят у меня на родине. У нас говорят: три радости есть у мужчины — красивая любовница, быстрая лошадь и добрый глоток ракии. Ты должна попробовать. Сейчас я тебе покажу, как у нас откупоривают бутылки, вот, смотри! — Гелузич сильным, резким ударом ладони по донышку бутылки выбил пробку, которая, прежде чем упасть, описала широкую дугу. — Так. Теперь попробуй. Лучше всего пить прямо из горлышка. Но только немного, а то как бы она тебя не свалила. Эта водка выглядит невинной, как девичья слеза, но она сильна, как дьявол.

Гелузич протянул Валли бутылку. Она схватила ее и швырнула о ствол дерева. Стекло разлетелось вдребезги.

Гелузич вскочил.

— Что это значит? — Глаза его налились кровью.

Валли спокойно потянулась.

— Что это значит? — повторила она раздражающе медленно, смотря ему прямо в лицо. — А то, что где я, там не должно быть ничего другого. Ни ракии. Ни лошади. Да, вот что это значит.

Гелузич на какую-то долю минуты потерял дар речи. Потом громовый смех потряс его могучее тело.

— Ничего не скажешь, желание скромное! «Где я, там не должно быть ни лошади, ни ракии». Слыхали вы что-либо подобное?! — Он ударил себя по ляжкам. — Да, скромной тебя не назовешь. — Он притянул Валли к себе. — Ты сущий дьявол!

— А ты сущий медведь! — Зеленые глаза Валли потемнели от страстного влечения, но в то же время в них зажглось — чего не заметил Гелузич — нечто новое: торжество от сознания своей силы.

XIII

Братья Каливоды не были похожи друг на друга ни внешне, ни внутренне. Никому, кто видел их в первый раз, и в голову бы не пришло, что они братья.

Младший, Антон, только что вышедший из отроческого возраста, был круглолицый, как мать, такой же светлоглазый, румяный, с такой же ямочкой на подбородке. Он был чрезвычайно живой, говорил быстро, на литературном чешском языке и охотно смеялся. Он работал подручным у электромонтера, который хотел женить его на своей дочери; но Антон был далек от мысли «уже с этих лет привязать себя к ножке супружеского ложа». При этом признании он скорчил уморительную рожу и взъерошил свою льняную кудрявую шевелюру, — вероятно, поэтому слова его прозвучали как безобидная шутка, и Адриенна рассмеялась вместе с ним.

Антон интересовался кинематографией, радио, джиу-джитсу, боксом, футболом и губной гармоникой. Он был осведомлен обо всех решительно последних чудесах техники, — как о здании «Вулворта»^{53} в Нью-Йорке, так и о немецком океанском гиганте «Император», — и, слушая его, можно было подумать, что он сам принимал участие в строительстве этого небоскреба и в пробном плавании «плавучего города». Антон восторгался сербскими комитаджами^{54}, чешскими антимилитаристами, мертвыми петлями Пегу^{55} и широтой русской души. Обращаясь то к совершенно растерявшейся Адриенне, то к спокойно слушавшей его матери, он выпаливал все вперемежку, прерывая поток своей речи только для того, чтобы быстро прожевать и проглотить пищу.

Роберт, старший брат, молча сидел за столом. Это был высокий худой брюнет. Его продолговатое лицо с несколько выступающими скулами можно было бы назвать серьезным, даже мрачным, если бы не глаза — серые, немного раскосые глаза с тем мягким блеском, который часто встречается у близоруких.

— Дома он не хочет носить очки, — жаловалась мать. — А они ему очень к лицу. У него тогда такой ученый вид. Вообще-то за ним мало кто угонится: в двадцать три года уже лучший литограф в типографии. Ладно, ладно, Роберт, не буду. Он не любит, когда я его хвалю, но в конце концов что тут дурного, если мать гордится своим сыном? Ладно, молчу. Вы только посмотрите на него, фрейлейн Ади, какую физиономию скорчил, ну, прямо людоед, и все только потому, что я его похвалила. Видали вы когда-нибудь таких?

Но Адриенна не смотрела на Роберта. Она все время избегала встречаться с ним взглядом. С Робертом ей было не по себе. То ли потому, что он молча сидел за столом и слушал. То ли она все еще была под впечатлением слов, сказанных им, когда они поздоровались. Мать обратила внимание сына на необычное имя: Адриенна, а он ответил, что уже слышал это имя от Йозефа.