Прощание с мирной жизнью

— Милый Фридрих, это звучит так, словно ты хочешь взять Гелузича под защиту. Это же феноменально. — Каролина повернулась к Ранклю спиной. — А что ты скажешь, Али? Ты еще не произнес ни звука. А тебе, как главе семьи, следовало бы прежде всех выразить свое мнение.

— До сих пор, дорогие мои, вы не дали мне этой возможности. К тому же я не в курсе того, о чем здесь речь.

— Он не в курсе! — Каролина в изнеможении опустилась на канапе. — Как это возможно! C’est fou. C’est complètement fou[87]. Ты не читал газет?

— Прочел только в поезде «Пильзнер тагблатт» и, когда приехал, «Абендцейтунг» с извещением о смерти. А вы, насколько я понял, говорили о какой-то заметке в чешской газете.

— Ты называешь это заметкой? Жирным шрифтом и на первой странице! Куда девалась газета? Дайте же ее Александру! А, она у Валли. Что, детка, перечитываешь? Нет, я не нахожу слов. Я бы на твоем месте сгорела со стыда.

— И что бы этим было достигнуто? — спросила Валли. Она прошла мимо с возмущением отвернувшейся от нее Каролины и протянула Александру газету. — На, д. д.! Вот, почитай этот страшный рассказ! Они уверяют, будто он меня бросил, но я первая дала ему отставку, это правда, д. д.!

— Дала отставку! У меня просто нет слов! Матерь божия, царица небесная! — Фрау Хёфльмайер схватила обе руки Каролины и, не выпуская, крепко жала их под аккомпанемент сочувственных восклицаний, долженствующих выразить ее ужас и соболезнование.

— Она меня уже ничем удивить не может! — прошептала Каролина.

Однако Ранкль не стерпел:

— Валли, неужели нельзя хотя бы в кругу близких, принимая во внимание чувство такта, проявленное ими… — Его речь была прервана нервным смехом Елены. Побагровев от ярости, он напустился на жену, которая тоже хихикнула. — Оттилия, ты, я вижу, тоже забылась?

На Оттилию напала икота. Каролина, кузина Хёфльмайер и Елена громко заговорили, перебивая друг друга.

Александр отошел в сторону и развернул газету — вечернюю чешскую газету, несколько броско оформленную, но в общем вполне серьезную. Одна статья была обведена чернильным карандашом.

Александр стал читать: