Прощание с мирной жизнью

— Нет, рассердиться не рассердился, просто мне немного грустно.

— Но почему?

— Ах, тебе этого не понять.

— Д. д., это на тебя не похоже. Откуда такой дедушкин тон! Ты что, считаешь меня глупой?

— Нет, нет, что ты!

— Тогда почему ты не можешь объяснить?

— Хорошо, Валли, раз ты настаиваешь. Изволь: ты только что сказала, что я их эпатировал. Это совсем не входило в мои намерения.

— Но ты это сделал.

— Да, вот то-то и есть. Мы, случается, эпатируем окружающих, хотя и не собирались это делать. А для вас, нового поколения, эпатаж, оригинальничание, отрицание идеалов стало жизненной философией. И плохо в этом то, что вы, так сказать, только наше продолжение, наше следствие. Мы ваша первопричина. То, что в вашем поведении нас пугает или отталкивает, это часть нас самих. Но довольно мудрствовать. Это заведет нас в сторону, как сказала бы моя сестра.

Лицо Валли, на котором появилось мучительное выражение, посветлело.

— Вот таким я тебя люблю. Теперь ты опять настоящий… — Она поцеловала его.

Александр погладил ее по щеке.

— Настоящий? — Он покачал головой. — Я знал, что из моей попытки объяснить ничего не выйдет.

X

Надворный советник из канцелярии наместника — господин с лиловыми жилками на щеках, с проседью и пышной бородой — вертел в пальцах черную сигару.

— Вообще-то я не курю, — сказал он Александру, вставшему, чтобы дать гостю пепельницу и гильотинку для срезывания кончика сигар, — но раз меня угощают сигарой «Генри Клэй», я не могу устоять. Этот сорт курил мой покойный отец. Он открыл его в бытность свою консулом в Гамбурге и потом всегда выписывал оттуда. Мне кажется, после его смерти я не видал этих сигар, а с тех пор прошло не меньше двадцати лет. По-моему, этот сорт вышел из моды.

— Да, мне совершенно случайно досталось несколько ящичков. Один иностранный коллега — не курильщик — получил их в подарок, у него я и взял. Из любопытства. У меня до сих пор еще сохранились в памяти романы, которые я читал в юности, в них все были ужасно тонные, а верхом хорошего тона для мужчины считалось — курить сигару марки «Генри Клэй».

— Замечательно! Превосходно! Марка «Г. Клэй» — верх хорошего тона для мужчины. — Надворный советник залился смехом, его круглые щеки в лиловых прожилках тряслись. — Надо завтра же рассказать господину наместнику. — Он затянулся и выпустил продолговатые кольца дыма. — В общем, я хотел сказать, что я здесь не по поручению его превосходительства. Вы понимаете? Вышло это так: его превосходительство в разговоре заметил, что было бы очень досадно, если бы и серьезные немецкие газеты присоединились к нападкам на интендантское ведомство. Нет, целую руку, ликера я не хочу. В известном возрасте необходимо умерять свои страсти. Я цитирую моего домашнего врача, доктора Канторского. Вы его знаете?

— Кажется, да.

— Ну конечно. Он был полковым врачом двадцать восьмого полка. Нет, правда, не вводите меня в соблазн!

— Но разве может ввести в соблазн такой благочестивый напиток, как бенедиктин?

— Ха-ха-ха! Бесподобно! Ну, если так… только, пожалуйста, всего полрюмки. Так вот, чтобы докончить о Канторском: он говорит мне: «Господин надворный советник, в известном, говорит, возрасте необходимо умерять свои страсти. Вы, господин надворный советник, должны, говорит, выбрать — либо табак, либо алкоголь». Ну, а я его спрашиваю: «А что прикажете делать с любовью, доктор?» И как вы думаете, что он ответил? «Ах, любовь, все одно что корь — в юности случается часто, но неопасна, в старости редко и по большей части с летальным исходом». Как вам это нравится? — У него опять затряслись от смеха щеки. — Неплохо сказано, а? Но возвращаюсь к предмету нашего разговора: господин наместник не случайно выразил вышеупомянутое пожелание. Я знаю, что непосредственно перед этим у него был продолжительный телефонный разговор с Веной.

— Значит, вы полагаете, что было дано указание из Вены?

Надворный советник несколько раз медленно затянулся, а затем стал внимательно изучать бумажное колечко на сигаре.

— Не спрашивайте меня, господин Рейтер, о том, чего я не знаю. Мы в канцелярии наместника dii minorum gentium[88]. Настоящие боги посвящают нас в свои дела только намеками. Приходится доверяться собственному чутью.

— Гм. Понимаю.

— Ну конечно! Нет, очень благодарен. Ни капли больше. Но вот если бы вы могли уступить мне ящичек этих сигар?

— С величайшим удовольствием. Сейчас принесу не начатый.

— Нет, нет, достаточно этого. Я просто из чувства пиетета… По-вашему, это звучит комично?

— Комично? Нет, почему же? Но скажите, господин надворный советник, одно мне во всем этом деле не ясно. Предположим, что «серьезные немецкие газеты» не станут распространяться об этой афере с «недоброкачественно-доброкачественными» комплектами кожаной амуниции, — что будет этим достигнуто? Славянские газеты, не говоря уже о социалистических, молчать не станут.