Прощание с мирной жизнью

— Так просто. Милый, я очень устала. Уже страшно поздно. Но если ты еще не собираешься ложиться, пожалуйста. Я вижу, ты совсем не хочешь спать. Спокойной ночи, Александр.

XVII

На следующий день перед обедом Александр вошел к Ирене с письмом в руке.

— На, почитай, — сказал он, — вот что называется совпадение мыслей.

Письмо было от Зельмейера.

«В кругах здешней сербской колонии, — писал он, — говорят, что премьер-министр Пашич просил чешского депутата рейхсрата доктора Масарика во время его последнего пребывания в Белграде передать нашему министру иностранных дел чрезвычайно великодушное предложение. Как говорят, сербы готовы покупать у нас все железнодорожное оборудование, заключить с нами торговый договор на желательных нам условиях и урегулировать отношения с австрийскими южными славянами так, чтобы были исключены беспорядки среди ирредентистов^{83}. Австрия должна была бы считать такое предложение подарком, нежданно-негаданно свалившимся с неба. Но министерство иностранных дел погрузилось в загадочное молчание. Посвященные передают, будто бы граф Берхтольд решил пренебречь предложением сербов.

А между тем на Балканах назревает новая гроза. Наши дипломаты думают, что создать албанское государство — это все равно, что поставить венскую оперетту. Албания для них — живописные кулисы, а албанцы — в лучшем случае толпа статистов. Но тут вдруг выясняется, что в албанской действительности все происходит далеко не так гладко, как в легаровской «Веселой вдове». Неблагодарные албанцы плюют на выбранные для них военные мундиры и князя^{84}. Они не желают, чтобы ими правили на довольно неудачный австрийский манер. Как мне конфиденциально сообщили из Дураццо, в Албании готовится восстание. А при современной ситуации любой переворот в Албании должен повести к новому обострению австро-сербских отношений и к тяжелым международным осложнениям. Если же будет достигнуто взаимопонимание с Сербией, албанская бомба не взорвется. Поэтому мне и моим друзьям представляется настоятельно необходимым выяснить все, что касается предложения Пашича. Попытайся получить от профессора Масарика, которого ты, вероятно, знаешь, все необходимые сведения. Разумеется, было бы лишним объяснять тебе, как это важно».

Ирена вернула Александру письмо.

— Вижу, что ты был прав, милый! Впрочем, иначе и быть не может, — с ласковой улыбкой поддразнила она его.

— Булавочные уколы на меня не действуют, я принимаю твой комплимент всерьез… Но что я хотел сказать: может, нам съездить в Вену? Я телефонировал Масарику. Он как раз занят памятной запиской для меня, часа через два он будет у нас. Поедем вместе со мной, дорогая! Мы могли бы уехать завтра утренним поездом. Стентон тоже собирается. Он дал мне знать, что надеется на путешествие в нашем обществе.

— Дай мне подумать, — ответила Ирена. Она закрыла глаза. Ее одолевали соблазн и страх, сердце громко колотилось в груди, и ей казалось, будто слышно, как оно стучит, будто Александр слышит, как оно стучит. Но когда через секунду она открыла глаза и заговорила, она уже вполне овладела собой. — Поезжай один, милый. Я только буду отвлекать тебя, а ты должен всецело отдаться делу.

— Но, Ирена…