Прощание с мирной жизнью

Они взялись за руки и шли так, размахивая на ходу руками. Тут было холоднее, чем в городе, но погода была солнечная, и, хотя до сумерек оставалось уже недолго, было еще очень светло. Округлая вершина холма в конце лощины, в которую они спускались, четко вырисовывалась на бледно-голубом небе. Над макушкой холма висело, словно знамя, длинное белое облако с серебристыми краями. На соснах в долине фиалок еще лежал кое-где снег.

— Я люблю деревья, — сказала Ирена, — когда я была маленькой, мы жили у самого леса. Мой отец торговал тогда лесом. Иногда его подолгу не бывало дома. Если у матери были дела в городе, мне и днем и вечером приходилось оставаться одной. Но я не боялась. Меня развлекали, меня охраняли деревья. Иногда я очень явственно слышала, как они звали меня: Ирена… Рена — ена!.. Нравится?

— Очень красивое имя — Ирена. Я люблю греческие имена. Впрочем, мое имя тоже греческое. Будем считать, что это хорошее предзнаменование.

— Разве ты суеверен?

— Нет. Я верю только в добрые предзнаменования. Я верю, например, что твое имя принесет нам счастье. Ты знаешь, что оно означает?

— Нет.

— Мир. Это было одно из первых греческих слов, которые я выучил. У нас был старый учитель. Его фамилия была Шпираго, мы прозвали его «шприцем», потому что он, когда говорил, всегда брызгал слюной… Ах, прости, что это я рассказываю тебе такие противные вещи!

— Почему противные, не нахожу. Только мне хотелось бы знать, какое отношение имеет твой учитель Шприц к моему имени.

— Ах да… Шпираго преподавал у нас греческий. Он брал ученика за подбородок, так что невозможно было повернуть голову в сторону, и давал ход своему брызжущему красноречию. Он всегда говорил о «мужеубийственной войне». Говорил с воодушевлением. Из протеста мы любили Эйрене — мир.

— Интересно. Значит, Ирена — это мир. Знал бы это мой отец: он сам выбрал для меня это имя, а ведь я вечно служила поводом для семейных ссор, потому что он хотел мальчика. В конце концов он бросил мать.

— Поэтому на поезд тебя провожала только она! Знаешь, как странно: когда я увидел вас на станции, я сейчас же подумал — а где же отец?

— Это не моя мать, а мать… — Ирена запнулась. По ее лицу пробежала тень. Но она тут же сказала самым непринужденным тоном: — Это моя приемная мать. Но я не докончила рассказ о деревьях. Вечером, когда я лежала в кровати у открытого окна, я разговаривала с деревьями. Я выдумала особый язык, язык деревьев, такой таинственный, совсем как язык водяного, — помнишь «брекекекс»? — столько в нем было всяких «к» и «р». Иногда я говорила на языке деревьев при подругах. Они только рты разевали. Ужасно интересно было говорить на незнакомом языке, да еще на таком редком, ведь его никто, кроме меня, не понимал. Я до сих пор помню несколько слов, самых красивых. Сказать тебе что-нибудь на языке деревьев?

— Да, Ирена. Как сказать: я люблю тебя?

— Таких слов в языке деревьев не было.

— Да что ты? Стыд какой! Тогда нам надо поскорей выдумать эти слова. — Он обнял ее.

Время остановилось и потекло вновь, только когда из-за холмов вдруг примчался вечерний ветер.

— Стемнело, — прошептала Ирена. Порыв ветра испугал ее. Она прижалась к Александру.

— Тебе страшно, Ирена?

— Нет. Ты тут. А вокруг столько деревьев, это все друзья. Тсс, помолчи. Сейчас они поведут разговор. Слышишь?

— Да, но ты должна объяснить мне, что они говорят.

— Хорошо. Так вот, они говорят… — Ирена зашептала, будто рассказывала страшную историю. — Они говорят: время истекло, ужин стынет, пора возвращаться.

Александр рассмеялся вместе с ней.

— Я вижу, ты меня обманула, признайся, ты была голодна, хотя и говорила, что нет.

— Да, ужасно голодна, и промерзла до костей, и вообще в полном отчаянии. Это же не шутка, когда тебя встречают так, как встретил нас этот противный человек: «Комнаты не топлены, есть нечего». Но сейчас окна уже, верно, запотели от тепла, голуби шипят на сковородке. Даже сюда слышно. Идем! — Она взяла Александра под руку и потащила за собой. — Идем, наверху нас ждет такой ужин, как в день рождения. День рождения на языке деревьев — кварибрекс, это я помню. А вот как «голубь» — забыла, мне даже кажется, что такого слова на их языке не было. Понимаешь, это очень несовершенный язык.

— Еще бы, раз в нем нет слов для обозначения любви и еды!

Они шагали очень быстро. Последний отрезок пути почти бежали. К гостинице они подошли совсем запыхавшись. Их встретил хозяин в белой куртке и высоком поварском колпаке. Вкусно пахло фаршированными голубями, брусничным вареньем и жареными каштанами.

— Господи! Даже каштаны! — удивилась Ирена. Это прозвучало почти благоговейно. Она стояла, сложив руки под подбородком, широко раскрыв глаза, и Александру казалось, что перед ним девочка, которая замерла от восторга при виде стола с подарками.

VI

Каждая подробность этой ночи, каждое, даже самое мимолетное, ощущение запечатлелись в памяти Александра.