«Собрание опечаленных родственников усопшего, — вот первое, что пришло Валли в голову, — и каждый только и ждет удобного случая, чтобы удрать». Она с трудом удерживалась от смеха. Особенно возбуждал ее веселость вид капитана. Он сидел на кончике стула, меланхолично повеся нос, его обычно гладкий лоб был прорезан тремя вертикальными морщинами, как у таксы. Валли поспешила приложиться к руке тетушки и сразу же пустилась врать, что была у профессора Ванка.
Особенно трудиться ей не пришлось. Уже после первых слов Каролина устало махнула рукой:
— Знаю, деточка, знаю. Фрейлейн Шёнберг мне сказала все, что просил передать профессор Ванка. Но так или иначе, что касается меня, я бы и в обществе людей, не очень принципиальных в соблюдении правил хорошего тона и не очень пунктуальных, я бы и в их обществе не забывала, в каких традициях
— Уважаемая тетушка, — с ледяной сердечностью прервал ее Польди, — мигрень не пройдет, если вы будете так горячиться.
Каролина на миг окаменела. Потом она приложила к глазам свой черепаховый лорнет и окинула Польди таким взглядом, словно видела его впервые.
— Очень любезно с твоей стороны, милый Польди, но обо
С этими словами Каролина встала и позвонила. Пришедшей на звонок горничной она приказала сервировать молодым господам кофе в гостиной.
— От моего общества вам придется отказаться. Спокойной ночи! — Она выплыла из столовой, шурша рюшами и всем своим видом выражая возмущение.
— Вот так картина! — проворчал Польди.
На Валли напал приступ кашля. Она чуть не подавилась бутербродом с ветчиной, который запихала в рот, как только Каролина перенесла свое внимание на Польди.
Адриенна смотрела то на одного, то на другого, ничего не понимая.
— Валли, что тут происходит? Польди, что с ней? — Не получив ответа, она в нетерпении обратилась к кузине: — Валли! Да перестань ты смеяться и ответь толком! Что тут происходит?
— Откуда мне знать, раз ты не знаешь! — отпарировала Валли. Она успокоилась и взяла еще бутерброд. Набив рот, она опять заговорила: — Когда я вошла, в воздухе уже пахло грозой. Но, может быть, Польди объяснит нам, что случилось, почему тетя Каролина опять впала в транс.
— Для этого совсем не обязательно, чтоб что-то случилось, — проворчал капитан. — Она ведь с норовом. Мне рассказывали об одном знаменитом философе, он определял женщин так: возлюбленные — сливки, невесты — масло, а жены — сыр. Он только позабыл, что существуют еще и вдовы, а они — прокисший творог.
— Какой сарказм! — все еще жуя, насмешливо сказала Валли. — Я только боюсь, Польди, что у тебя не все в порядке, раз ты проявляешь столько остроумия!
— Ах, перестаньте наконец острить, — вмешалась Адриенна. С некоторых пор она тайком подавала кузине знаки, но без всякого результата. Наконец она не выдержала: — Валли, я тебя не понимаю! Ведь у нас с тобой на сегодняшний вечер есть планы, а ты не торопишься. Неудачно остришь и без конца пихаешь в рот булочки.
— К сожалению, как ты сама видишь, не без конца, — отпарировала Валли, взяв последнюю булочку с блюда.
Адриенна вскочила, но Польди дотронулся до ее руки, чтобы успокоить.
— Не ссорьтесь, деточки, — сказал он неожиданно плаксивым голосом, — давайте пойдем в галерею предков, выпьем абрикосовой водки или чего другого для души. И немножко помузицируем, а то я отупею, как последняя скотина. Пардон, выражение я употребил не совсем комильфотное, но уж очень у меня сегодня поганое состояние.
В голубой гостиной Польди сел в мягкое кресло под портретом рейтеровского родоначальника. Он посмотрел на расшитых золотом представителей семьи Врбата и не очень-то почтительно кивнул им, как кивнул бы товарищу, служащему в обозе или в какой-нибудь другой «непривилегированной» части.
— Да, господа предки, вам хорошо! — вздохнул он.
— Ты хочешь сказать, что к земным наслаждениям уже охладел? — спросила через плечо Валли, стоявшая у шкафчика с напитками. — Если это так, то не стоит искать водки, я просто достану дамский ликер.
— Что ты, Валли. Это уж благодарю покорно…
— Ну, хорошо, тогда я поищу что-нибудь приличное из дедушкиных запасов.
— Ну разве она не ангел? — Польди с умилением посмотрел вслед уходящей Валли, а потом обернулся к Адриенне. Она стояла у камина, и на ее веснушчатом лице было написано раздражение.
— Будь умницей, Адриенна, поди заведи фонограф! — попросил он.